Демократическим СМИ можно простить избыток подозрительности, граничащей с паранойей. На то он и сторожевой пес: не страшно, если лишний раз облает случайного прохожего, лишь бы не проморгал вора. В нашей стране микрофоны зажаты челюстями представителей бойцовских пород, мирно дремлющих, и реагирующих лишь на команду «фас».
Очарованные странники
Выслушав очередного комментатора, до глубины души разочарованного новоизбранным председателем автономии, всякий раз хочется спросить – а на чем, собственно, базировалась его вера в доброго Абу-Мазена? На разыгрывавшихся по нотам «разногласиях» между Арафатом и его будущим преемником? На инфантильном оптимизме, почерпнутом из голливудских мелодрам? Или на усталости от кружения по кругу? Ведь до сих пор не было ни одного рационального довода, убеждавшего в близости перемен. При существующих условиях, противостояние с автономией должно было продолжиться, и оно продолжается. Поэтому, любопытно было бы узнать, каким образом в головах маститых комментаторов и «специалистов по террору» зародилась мысль о том, что Абу-Мазен непременно должен быть лучше Арафата? Сами додумались, или кто-то подсказал? И почему, в государственных СМИ таковых оказалось гораздо больше, чем в печатных изданиях и телеканалах, не подконтрольных Управлениям и ведомствам?
Основной поток израильского журнализма представляет собой нечто противоположное тому, чего следует ожидать от прессы в свободном государстве. Демократическим СМИ можно простить избыток подозрительности, граничащей с паранойей. На то он и сторожевой пес: не страшно, если лишний раз облает случайного прохожего, лишь бы не проморгал вора. В нашей стране ситуация обратная. Микрофоны зажаты челюстями представителей бойцовских пород, мирно дремлющих, и реагирующих лишь на команду «фас».
Пресса оправдывает любую политику правительства, изредка отвлекаясь на организованную травлю по приказу хозяина. Два с половиной месяца минометных обстрелов и «сдержанной реакции ЦАХАЛа в свете подготовки к выборам в автономии» подконтрольные СМИ занимались поселенцами, солдатами-отказчиками и Тали Фахимой, чье сотрудничество с враждебными силами не идет ни в какое сравнение с масштабами правительства Шарона, ежемесячно переводящего в автономию 200 миллионов шекелей. А также составляли коалиции, увещевали строптивых ликудников и грезили о тех счастливых временах, когда на выборах победит долгожданный Абу-Мазен.
Если эта цель оправдывала «жесты доброй воли» – значит так и надо. Если директору «Яд Вашема» Шеваху Вайсу не мешал тот факт, что Абу-Мазен написал диссертацию, отрицающую геноцид евреев во Второй мировой войне – значит, эта тема не будет отягощать чувствительные к кощунству души потребителей новостей. Другое дело – оранжевые магендавиды. Здесь уж пресса отыгралась по полной программе, после чего замерла в стойке консенсуса, готовая к новой атаке. А некоторые еще удивляется, почему «правые» правительства не распускают Управление Гостелерадио. Кто же добровольно откажется от аппарата воздействия на общественное мнение?
«Разочарование» преемником Арафата, случившееся после решения Шарона о замораживании гласных контактов с ПА, внезапно исчезло, уступив место «осторожному оптимизму». Комментаторы, поторопившиеся с военными прогнозами, доказывают теперь необходимость предоставить Абу-Мазену «кредит доверия». Оказывается, он хочет, но не может бороться с террором, а вовсе не наоборот, в чем были убеждены все динамики в первые дни после теракта на КПП «Карни». Если Абу-Мазен стремится к миру, а уничтожение террора силами ЦАХАЛа – ослабляет его статус, остается лишь вернуть в оборот полузабытое клише «жертвы мира». Открывается новый, третий по счету, список погибших. Первый список охватывал период между подписанием ословских договоренностей и «интифадой Аль-Акса». Второй – от «интифады Аль-Акса» до смерти Арафата. Временные границы третьего списка зависят от долготерпения израильского избирателя.
Неравная альтернатива
Организаторы движения за отмену плана разрушения поселений добиваются проведения референдума или выборов. Любая из альтернатив кажется предпочтительной на фоне нынешнего волюнтаризма правительства. Хотя бы, потому что сроки демонтажа (многим хочется в это верить) в любом случае будут отодвинуты. Однако, разница между голосованием по одному четко сформулированному вопросу и переизбранием партийных списков – огромная. Шарон это понимает, поэтому с ходу отметает опцию референдума. Что угодно – только не референдум. Дружественная пресса с пониманием объясняет такую позицию «комплексом Самсона», стремящегося отомстить всем, кто попадется под руку: собственной партии, фракции, кнессету, всему миру.
Рядовым демонстрантам в палаточном городке – все равно. Но, чем ближе к власти, тем чаще слышатся рассуждения о «вреде» референдума и о преимуществе досрочного роспуска кнессета. В подобном духе высказывается, например, председатель парламента ликудник Реувен Ривлин, выступающий категорически против демонтажа. Ривлин согласен потерять престижный пост, только бы не создавать «опасного прецедента», когда решение принимает народ, через головы своих непокорных избранников. Власть не хочет оказаться на коротком поводке и сопротивляется изо всех сил. Что это – проявление личных амбиций или реакция системы? Члены кнессета заботятся о своих полномочиях, или же защищают модель правления, при которой главным фактором является Нечто, позволяющее себя увидеть только сидящему в премьерском кресле?
Сегодняшний расклад в кнессете лишь теоретически отображает волю избирателя. На деле, мы имеем 120 никому не подотчетных депутатов. У каждого из них свой расчет, свои предпочтения, своя собственная точка зрения по всем вопросам. Поэтому, переизбрание кнессета может никак не отразиться на программе демонтажа. Кто бы ни победил, мы не застрахованы от тотальной ревизии взглядов на следующий день после выборов. Даже, если первыми придут МАФДАЛ или НДИ. Нет ничего проще, чем представить в такой роли Либермана или Фейглина. Если бы теория соответствовала практике, в Израиле было бы совсем другое правительство, а призывы к трансферу евреев доносились бы с дальних скамей оппозиции. 15 лет назад за идею референдума выступала только партия Ках, теперь – почти половина населения отказывается верить партиям на слово. Именно так нужно понимать результаты недавних опросов, проведенных среди сторонников и противников разрушения поселений.
Борьба с планом демонтажа принесет плоды, если энергия протеста будет направлена в сторону демократизации государства. Нужно думать о будущем, а не добиваться отмены «одностороннего отступления», утвержденного правительством такого-то числа. Лозунги, требующие принятия закона о референдуме, могут объединить и правых, и левых. Закон, оговаривающий финансирование, сроки и порядок инициирования референдума – оргкомитетами граждан или депутатами. Главное не допустить, чтобы прерогатива в этом вопросе будет отдана любому числу депутатов кнессета. В критический момент их обязательно будет меньше, чем требуется.
Патетический генитив
На одном из форумов в Интернете вот уже несколько недель обсуждается активизация пресс-служб главы правительства на «русской» улице. В частности – публикация речей Шарона целиком в переводе на великий-могучий. Результатов это пока не принесло, поддержка политики правительства среди репатриантов ниже, чем среди коренных израильтян. Часть форумщиков пребывает в уверенности, что оригинальные мысли Шарона сильно пострадали от некачественного перевода, изобилующего грамматическими ляпами. Высказывается даже фантастическое предположение, будто переводчики нарочно саботируют, чтобы выставить главу правительства в невыгодном свете. Оппоненты поставили ссылку на ивритский текст. Дискуссия идет полным ходом, но никого из ее участников не коробит неправильный перевод названия нашей страны.
На русский язык «Мединат-Исраэль» переводится, как Израиль или Государство Израиля, в родительном, а не в именительном падеже. Это генитив, такой же, как «бейт-сефер», «купат-холим», «Махоз-Тель-Авив» и т. д. Название государства подразумевало его принадлежность еврейскому народу – на языке ТАНАХа – Израилю. Так же и по-английски – Israel или State of Israel, в родительном падеже. И по-французски, и на других языках. В христианских странах не возникло проблем с переводом. Неправильная русская версия, которой пресс-службы или склонные к пафосу журналисты пользуются для придания пущего эффекта, родилась в Советском Союзе в те еще годы. И сохранилась по сей день памятником советской политологии.
Доктор Д. Сливняк когда-то заметил, что по названию страны можно определить, чего именно ей не хватает. Например, если рядом со словом «республика» приписано «народная» – все сразу становится ясно, если демократическая – значит, с демократией не все в порядке. Кстати, по радио наше правительство все чаще называют «законно избранным», а законы – «принятые демократическим правительством». Те, кто добавляют к Израилю слово «Государство», не несущее никакой смысловой нагрузки, да еще пишут его в середине предложения с заглавной буквы – подсознательно пытаются заполнить зияющий пробел.