Арабский сектор всегда недополучает при дележке пирога, зато его щадят полиция и Налоговое ведомство. В такой же мере незаконное строительство и захват земель в Галилее и Негеве заменяют правительственные капиталовложения в развитие инфраструктур и гражданское строительство. Возможно, в итоге, арабам достается даже больше, чем евреям, но – неофициально, с черного хода.
Крыша нужна?
Для описания взаимоотношений евреев и арабов в Израиле часто используют сравнение со спорной жилплощадью, из которой жильцы пытаются выжить друг друга на законных, силовых или исторических основаниях. И пока ни одной из сторон это не удалось, конфликт считается нерешенным. Попробуем предложить еще один вариант этого, ставшего уже классическим, сюжета.
Представим себе превращенную в коммуналку советскую «хрущебу». Быстрорастущая многодетная семья уверена в своих правах на каждый квадратный сантиметр квартиры, в том числе – на чулан, выделенный когда-то дальним родственникам. С самого начала согласились жить вместе, в надежде, что кто-то (известно, кто именно) не выдержит, и уйдет первым. И жизненный уклад в квартире строился так, будто чулан уже пуст. Его обитателей не вносят в график общих уборок, для них не варят борщ, не покупают подарков на дни рожденья и стараются не замечать, столкнувшись, нос к носу в очереди к местам общего пользования. Врача вызывают только в экстренных случаях. Предметы первой необходимости просто оставляют у двери. И не обращают внимания на шум, доносящийся по ночам из чулана, на кражу продуктов их холодильника, вещей из шкафов, на мелкие и крупные пакости, и постепенное проникновение чуланщиков в не предназначенные им помещения. Разве что, иногда их как будто случайно обольют помоями или ущипнут в темном коридоре. Мол, пора понять намек и убраться, наконец, восвояси!
Не бывает абсолютно точных метафор, но приведенная выше модель достаточно объективно описывает совместное еврейско-арабское житие-бытие на протяжении более полувека. Если говорить без обиняков, от официально признанного нацменьшинства Израиль ожидает одного – исчезновения в один прекрасный день. Но, вместо этого получает внутреннего врага, обозленного гримасами местного законодательства и обнаглевшего от безнаказанности. Израиль – государство декларативно еврейское, что следует из его названия, гимна, символов, праздников и т. д. При этом, арабский язык имеет статус государственного, арабская культура изучается в школах, и даже имамы получают зарплату из госбюджета.
Арабский сектор всегда недополучает при дележке пирога, зато его щадят полиция и Налоговое ведомство. По разным подсчетам, деньги, «сэкономленные» арабами при сокрытии доходов, с лихвой компенсируют государственное финансирование. В такой же мере незаконное строительство и захват земель в Галилее и Негеве заменяют правительственные капиталовложения в развитие инфраструктур и гражданское строительство. Государство не планирует возведение новых арабских городов и микрорайонов, предпочитая задним числом узаконивать те, что появляются стихийно. Возможно, в итоге, арабам достается даже больше, чем евреям, но – неофициально, с черного хода.
Увеличение бюджетов, как в каденцию Рабина, не сопровождалось активизацией фискальных и правоохранительных органов. Правительство всего лишь покупало «крышу» – голоса арабских депутатов, и те ее с готовностью предоставили. Сейчас то же самое делает Ариэль Шарон. «Корректирующая дискриминация» для арабов, в пользу которой выступал юридический советник правительства, а ныне судья БАГАЦа Э. Рубинштейн, касается только прав, но не обязанностей. Государство признает за арабами некие особые права, ничего не требуя взамен. И это не лучший способ превратить их в лояльных граждан. Скорее, наоборот. Например, нежелание государства бороться с преступностью в арабском секторе воспринимается последним не как намек на чужеродность, а самым простым образом – как проявление слабости.
Призраки в консенсусе
И «правые» и «левые», за исключением крайне незначительной прослойки клинических арабофилов, считают безвозвратно потерянным каждый шекель, выделенный арабскому сектору. Будь то финансирование школ, больниц или создание рентабельных предприятий. Евреи не желают иметь от потомков Ишмаэля никакой «интересной прибыли» и ждут, что они, рано или поздно, обидятся и исчезнут. Чем сильнее обидятся – тем скорее исчезнут. Английский джентльмен, а еще лучше – чопорная леди, столкнувшись с подобным отношением, оскорбилась бы до глубины души, и сама нашла бы дверь. Совсем другое дело – правнуки нищих попрошаек и грабителей, промышлявших рэкетом и грабежом беззащитных паломников.
Недавнее сообщение по радио о том, что бдительные полицейские заставили араба, заподозренного в терроризме, раздеться до трусов в центре Иерусалима, вызывает у израильского еврея чувство глубокого удовлетворения. «Так ему и надо!» Многим хочется верить, что араб, натянув штаны, побежит в американское консульство за визой. Хотя, гораздо выше вероятность, что он предложит свои услуги в ближайшем отделении ХАМАСа. Кто знает, сколько шахидов пережили нечто подобное, прежде, чем обвязали себя взрывчаткой? На этот счет у нас существует теория немотивированного террора, якобы присущего каждому, впитавшему «исламизм» с молоком матери. Но к иррациональным объяснениям стоит обращаться лишь после того, как исчерпаны логические доводы.
Чувство сопричастности возникает от справедливого распределения бремени. В противном случае, льготы и послабления истолковываются, как уступки, каковыми они на самом деле и являются (но это – военная тайна). Государству и даром не нужна сопричастность арабского нацменьшинства. Сидели бы тихо в своем чулане – и на том спасибо. Арабов не призывают в армию, но не на основании закона, а по неписаной традиции. Просто военкоматы не отправляют повестки арабам, достигшим призывного возраста. Альтернативной службы от них тоже не требуют, а откупиться от армии закон не позволяет. Раввин Кахане, которого обвиняли в расизме, в свое время предлагал призывать в ЦАХАЛ всех арабов на общих основаниях. Кто не хочет служить – сядет в тюрьму или добровольно эмигрирует, зато остальные докажут преданность государству. Подобные взгляды считаются у нас незаконными.
«Игнорирование» арабского сектора доходит до абсурда. Например, государство не признает многоженства в мусульманских семьях и платит за это миллиарды шекелей каждый год. Из четырех, разрешенных исламом жен, министерство внутренних дел регистрирует только одну. Оставшиеся три, хотя и живут под одной крышей, но числятся матерями-одиночками и, соответственно, получают от государства пособие на детей. О том, чтобы проводить инспекции в арабских деревнях речь не идет. Не только социальные работники – полиция обходит их стороной. Не из трусости, конечно, а «уважая местные обычаи». Тогда почему бы не сделать жест доброй воли, и не признать браки, заключаемые в мечетях? Полигамия противоречит принятым на Западе нормам, а бездумное расточительство – нашему скудному госбюджету. Что важнее?
Но израильские правительства, как нынешнее, так и все предыдущие, ждут, пока проблема решится сама собой. На фоне вопиющей бездеятельности «прорывом» кажется даже идея Либермана, предложившего в одностороннем порядке отказаться от населенных арабами территорий. Другими словами – не только выплеснуть ребенка вместе с водой, но и кинуть вослед пустое корыто.
Зондирование пошлостью
Для Чехова слово пошлость обозначало грубость, хамство, бездушие и пресмыкательство – все, что уродует душу. Набоков считал пошлость эстетической категорией, гносеологической глухотой, соблазняющей человека. Иллюстрация пошлости по Набокову – рассказ о немце-ловеласе, который, чтобы завоевать сердце своей пассии, каждодневно плавал под ее балконом в пруду с двумя нарочито подготовленными лебедями, – предприятие, увенчавшееся успехом. «Вот вам пошлость в ее чистом виде». Или – рекламный плакат, изображающий счастливую семью, которая только что купила радиоприемник. Пошлость – это больше, чем отсутствие вкуса, это – мировоззрение, проявляющееся на каждом шагу.
Израильская пресса, оперирующая штампами, невыносимо опошляет все, к чему прикасается. И заражает этой болезнью, как потребителей новостей, так и тех моих коллег, кто по долгу службы много времени уделяет работе с ивритскими оригиналами. Сейчас уже невозможно установить, кто первый придумал присобичить абсорбцию новых репатриантов и насильственное кормление гусей. Кого не стошнило не только от вида заталкиваемой через зонд в горло животного вареной кукурузы, но и от возникшей в мыслях аналогии с трудным положением слабых слоев общества. Все время, что закон, запрещающий издевательство над гусями, обсуждался в кнессете, русскоязычные публицисты не упускали случая предложить собственную повестку дня «вместо бесполезных дискуссий». Именно эта дискуссия считалась бесполезной, а все остальные прения, которыми развлекает себя наш декоративный парламент – сугубо по делу.
Даже дикторы считали своим долгом иронизировать, как бы оправдываясь, что на эдакую ерунду приходится тратить эфирное время. Если по русскоязычным каналам показывали репортаж из птицефермы, в завершении непременно следовали кадры из квартиры безработных репатриантов или очередь за пособием в Институт национального страхования. Репортеров очень интересовало, что думают несчастные люди из очереди по поводу страданий гусей? Уж если опрашивать, то сытых посетителей ресторанов, где подают «деликатесную» печенку. А безработных стоит спросить о капиталовложениях в демонтаж и миллионных компенсациях выселенцам. Но – в другой передаче и в подходящем контексте. Дело тут не в отсутствии профессионализма, просто пошлость нужно диагностировать на ранних стадиях и выдавливать из себя по капле, как раба.
Решение комиссии кнессета по образованию, запрещающее с 1 апреля 2005-го года насильственное откармливание гусей – хорошее и правильное. Без «но» и «однако». Без лишних параллелей, аналогий и рассуждений. И точка.
Любое использование материалов запрещено без письменного разрешения редакции сайта новостей ISRA.com.
