Наша планета - не жертва столкновения цивилизаций или культур, она - место решающей битвы между двумя образами мысли.
Антикарикатурная кампания сначала была направлена против одной газеты, затем целью стала Дания, которая требует для себя свободы прессы, теперь пришла очередь Европы, которую обвиняют в применении двойных стандартов. Разве Европейский Союз не признает факт безнаказанного поношения Пророка, в то время как сам запрещает и осуждает иной 'взгляд на мир', нацизм, например, или негационизм? Почему разрешается подшучивать над Мухаммедом, а над геноцидом евреев нет? - неистово вопрошают интегристы и объявляют конкурс юмористического рисунка на тему Аушвица.
Давайте уж баш на баш: или все должно быть позволено во имя free speech (свободы самовыражения), или давайте будем подвергать беспристрастной цензуре и то, что шокирует одних, и то, что возмущает других. Многие защитники прав карикатуры на существование чувствуют, что попали в ловушку. Во имя свободы самовыражения, будут ли они публиковать шуточки о газовых камерах?
Неуважение в ответ на неуважение? Правонарушение в ответ на правонарушение?
Стоит ли ставить на одну доску отрицание Аушвица и десакрализацию Мухаммеда? Именно здесь начинается непримиримое противоборство двух философий. Согласно одной из них - да, речь идет о двух одинаковых 'верах', которые были в одинаковой мере попраны; не существует разницы между реальностью факта и символом веры; уверенность в том, что геноцид действительно имел место, как и вера в то, что архангел Гавриил являлся Мухаммеду, относятся к одной категории. Согласно другой - нет, существование лагерей смерти является официально установленным фактом, чего нельзя сказать о священной сути пророков, которая существует только в умах верующих.
Осознание различия между миром фактов и миром веры лежит в основе западной мысли. Уже Аристотель разделял, с одной стороны, указательное (индикативное) суждение, в результате которого мы получаем утверждение или отрицание, а с другой стороны - молитвы. Молитвы не являются суждением, поскольку ничего не утверждают, они умоляют, обещают, клянутся, повелевают; они имеют отношение не к информации, а, скорее, к действу. Когда фанатичный исламист утверждает, что европейцы исповедывают 'религию Холокоста', также как он - религию Мухаммеда, он стирает различие между фактами и верой; для него существует только вероисповедания, в то время как Европа принимает и то, и другое.
Цивилизованное суждение, невзирая на расы и религии, анализирует и очерчивает научные истины, исторические истины и фактическое положение дел, которые проистекают не из веры, но из знания. Можно считать эти истины невежественными и низкого достоинства, но, тем не менее, их нельзя спутать с истинами религиозными. Наша планета - не жертва столкновения цивилизаций или культур, она - место решающей битвы между двумя образами мысли. Одни люди утверждают, что существуют не факты, существуют только интерпретации, являющиеся символами веры. Эти люди становятся фанатиками ('истинна - это я'), или нигилистами ('нет ничего: ни истинного, ни ложного'). Им противостоят те, которые находят целесообразной свободную дискуссию, призванную отделить истину ото лжи таким образом, чтобы политика или наука, или простое суждение смогли бы опираться на независимые данные, взятые из произвольных и предустановленных точек зрения.
Тоталитарное мышление не выносит, когда ему перечат. Оно догматично высказывает свои убеждения, потрясая красной, черной или зеленой книжицей. Ему присуще мракобесие, и оно соединяет воедино политику и религию. Антитоталитарное мышление, наоборот, видит в фактах факты и признает существование даже самых отвратительных из них, тех самых, которые из чувства тревоги или удобства предпочтительно было бы исключить из реальности.
Критика и отказ от 'реального социализма' стал возможен после обнародования правды о ГУЛАГах. Выявление нацистских преступлений и весьма реальное открытие концентрационных лагерей привели к тому, что после 1945 года Европа встала на путь демократии. И наоборот, отказ от истории и от ее самых жестоких фактов возвещает возвращение жестоких времен. И пусть не обижаются исламисты - которые вовсе не являются представителями мусульман - нет единой единицы меры, которой можно было бы измерить и отрицание подтвержденных фактов, и устную или рисованную критику многочисленных верований, которые каждый европеец имеет право исповедывать или осмеивать.
В течение многих веков на долю Юпитера или Христа, Иеговы или Аллаха выпало немало шуточек и знаков неуважения. И, между прочим, евреи - лучше всех критикуют Яхве, они превратили это в свою 'фирменную' черту. Что не мешает истинно верующему любого вероисповедания верить самому и давать жить тем, кто не разделяет с ним его веру. Это - цена достижения религиозного мира. Напротив, шутки на тему газовых камер, веселье при виде изнасилованных женщин или убитых младенцев, благословение показа казней по телевизору и человеческих бомб говорит о том, что нас ждет невыносимое будущее.
Настало время демократам обратиться к разуму, а правовым государствам - к своим принципам; необходимо, чтобы они торжественно, находясь в полном согласии, напомнили о том, что и речи быть не может, чтобы одна, две, три религии, четыре или пять идеологий решали бы, что гражданин имеет право говорить или думать. Речь идет не только о свободе прессы, но и о возможности называть кошку кошкой, а газовую камеру ужасным явлением, которое останется ужасным, какими бы ни были наша вера и наши верования. Речь идет о принципе, которой лежит в основе всей морали: на этой Земле уважение, которого заслуживает каждый человек, начинается с всеобъемлющего выявления фактов и совместного неприятия самых вопиющих проявлений бесчеловечности.
Андре Глюксман - философ. Скоро выходит его новая книга 'Гнев ребенка'.
Любое использование материалов запрещено без письменного разрешения редакции сайта новостей ISRA.com.
