"Лучше умереть так, чем наркоманом"
05.06.2006 | 23:54
Валерия Матвеева, ''Русский израильтянин''
''Здесь наркоманы - мусор, который специалисты по борьбе с наркотиками советуют выбросить из дому. Здесь наркомания не болезнь, ее не лечат, врачей-наркологов израильские институты не готовят.
Легче и дешевле дать наркоману необходимую порцию сильнейшего наркотика - метадона, чтобы он забылся, заснул и не тревожил благополучных израильтян своим существованием, чем отнестись к нему как к больному и лечить...'' Поэтому сотни больных наркоманией израильтян едут лечиться за границу.
О том, что ее двадцатилетний сын - наркоман, Ольга узнала от него самого: вместе с женой Саша пришел к маме и сказал о том, что скрывал больше года. Дольше скрывать было нельзя - он уже воровал вещи родителей жены, не работал, не мог обходиться без наркотиков. Жена оставила Сашу у мамы и вернулась к себе, в свою здоровую и нормальную жизнь, а жизнь Сашиной семьи на этом закончилась - начался кошмар.
- Мне стало страшно, - вспоминает Ольга первую реакцию на Сашино признание, - но я не представляла себе и тысячной доли того ужаса, с которым мне придется столкнуться. Я вспомнила, что видела десятки объявлений в газетах о том, что наркомания излечивается за один-два дня, и была уверена, что быстро вылечу сына. Саша хотел лечиться - он был согласен на все - ехать в любой город, сдавать бесконечные анализы, проходить долгие собеседования, ждать месяцами - только бы избавиться от этого.
По этапу
Ольга активно взялась за лечение сына - первым этапом на этом, оказавшемся таким долгим, мучительным и дорогим пути, стала весьма известная, широко рекламирующая себя клиника в Тель-Авиве.
- Мне обещали, что уже завтра мне вернут сына практически здоровым. Лечение заключалось в том, что наркоману переливают кровь, очищают ее от наркотиков и человек, по их мнению, выздоравливает. Стоило это двухдневное лечение 6000 шекелей. Кровь Саше, конечно, очистили, но проблема наркоманов не в крови, а в голове, где за один день изменить что-либо невозможно. И когда мы принесли Сашу буквально на руках домой после этого лечения, он, шатаясь, вышел из дома и пошел за дозой.
Не помогли и рекомендованные нам таблетки ''налтриксон'', на которые я тратила 700 шекелей в месяц. После них не должно было ощущаться удовольствие от наркотика - но Саша принял всего несколько таблеток, потом он их выбрасывал или только делал вид, что пьет - употреблять наркотики таблетки ему ничуть не мешали.
Следующим этапом стала государственная клиника для наркоманов в Яффо. Почти два месяца мы проходили ''экзамены'' для поступления в клинику. Саша сдавал десятки анализов, выдерживал многократные беседы с психологами, которые должны были дать свое заключение... Как все это время живет наркоман, для которого каждый день может стать последним, как держится его семья - никого не волновало.
Наконец его приняли, стоило это нам 1500 шекелей. Посещать Сашу мне не разрешали - клиника закрытая, но только для посетителей. А наркоманы, если хотят, могут выйти в любой момент. На пятый день он и вышел - ушел из клиники пешком в субботу. Но пошел не домой - в Ашкелон, а в Петах-Тикву, к моему дальнему родственнику, у которого никогда раньше не бывал (как он его нашел, никогда не пойму) - просить деньги. Через пару дней Саша захотел вернуться обратно в клинику, но его уже не взяли - условия лечения таковы, что если раз срываешься, второго шанса тебе не дадут и обратно не примут.
Третьим этапом стала частная клиника, расположенная в прекрасном живописном месте, сейчас этой клиники уже нет. От меня потребовали расписку о том, что я не возражаю, что Сашу будут держать силой. Работники клиники приехали за ним, заставили его расписаться в том, что он не против лечения, - на самом деле это был документ о том, что если он сбежит, они ответственности не несут. Я заплатила три с половиной тысячи за пять дней, которые Саша пробыл в этом Эдеме. На пятый день он ушел, вернуться в рай было уже нельзя - обратно падших наркоманов они не принимали.
Мы шли дальше - поехали в Хайфу, в еще одну государственную клинику, еще раз я заплатила полторы тысячи шекелей. Опять последовали собеседования, анализы, разговоры по душам с психологом - о чем можно говорить с наркоманом? ''Это последний твой шанс'', - сказала я Саше, и он ответил: ''Даже если все уйдут, я останусь...'' Он ушел на пятый день, взяв предварительно 150 шекелей, которые я обязательно должна была для него оставить в клинике - наркоманам разрешалось брать эти деньги. Многие их брали и бросали лечение.
Последним и очень дорогим (сумму я уже боюсь назвать - муж не знает обо всех моих тратах на спасение Саши) этапом нашего хождения по мукам была еще одна тель-авивская клиника, названная в честь одного из библейских персонажей.
В съемной трехкомнатной квартире я оставила Сашу врачам, уже на второй день я позвонила, и мне сказали, что Саша вышел погулять. Эта клиника по лечению наркоманов находилась в центре старой ''таханы мерказит'' - центра распространения наркотиков и скопления наркоманов Израиля. Позже я узнала, что уже на второй день Саша продал на ''тахане мерказит'' свой перстень и ежедневные его прогулки сопровождались приемом наркотиков, после чего он возвращался и ночевал в клинике - и так в течение всех двух недель ''лечения''.
Через две недели работники клиники сказали мне, что Саше намного лучше, он поправился, и отправили его домой. Вернулся Саша в том же невменяемом состоянии, в котором я отдавала его в клинику.
На все мои претензии работники клиники говорили, что Саша сам не хочет лечиться, и в этом случае они бессильны, да и какие у меня могли быть претензии - как и во всех других клиниках, первым делом я подписалась под документом, что никакой ответственности за Сашу клиника не несет.
После этой неудачи у меня просто опустились руки - не осталось не только сил и денег - потратила и заняла везде и у всех, где было можно, - но и больниц, где могли бы вылечить Сашу.
Теперь я думала и мечтала только об одном: чтобы Саша умер или чтобы умерла я - чтобы кончились мучения...
Выкиньте старого, ненужного наркомана
- Я смотрела на Антона, когда он спал, и представляла себе, как я беру подушку, тихо накрываю его голову и... все заканчивается. А потом что-то делаю с собой - и мы оба спасаемся из этого кошмара - и я, и он.
Это говорит Людмила, мама Антона, веселого и преуспевающего во всем парня, каким он был до 28 лет. А в 28 на дне рождения друга он попробовал героин.
- Однажды сын заболел, лежал дома и было ему очень плохо, - вспоминает Людмила. - Я не понимала, что происходит, - температуры нет, а его всего трясет. Когда ему стало совсем плохо, он мне признался, что это не грипп, а абстиненция...
В обществе по борьбе с наркоманией, куда я сразу же обратилась, мне дали дельный совет - выброси его из дома, наркоманы должны опуститься на дно, обратный путь к нормальной, здоровой жизни лежит оттуда. Но я не могла, я даже давала ему деньги на наркотики - он все равно их взял бы сам - украл у меня или ограбил бы кого-то на улице.
- Я просила помощи и в отделе мэрии по борьбе с наркоманией, и у соцработников в нашем районе, - говорит Ольга. - Единственный совет, который я слышала от всех них, и не один раз - выкиньте его на улицу, у него не останется выбора, кроме как лечиться. Да и я выбросила бы - я бы все сделала, что могло ему помочь, но он же не уходил - я его домой не пускаю, а он в подъезде лежит, спит на бетоне, соседей пугает...
Легкий грипп и смертельная болезнь
- Жизнь моя тогда была на подъеме, - рассказывает Антон. - Я хорошо зарабатывал, работал в двух местах, снимал квартиру с друзьями в Тель-Авиве, все и все вокруг были прекрасны.
Однажды один мой друг предложил мне попробовать наркотик, я ответил ему, что если он хочет сохранить мою дружбу, пусть завязывает, а если он мне предложит еще раз, кости ему переломаю. Больше он мне не предлагал. Зато я узнал, что еще несколько моих ближайших друзей пробовали наркотики. И ничего - оставались моими друзьями, так я стал терпимее относиться к наркотикам и на дне рождения моего друга согласился уколоться героином. Своих ощущений я тогда не понял. Попробовал еще раз, чтобы понять, из-за чего весь этот ажиотаж вокруг наркоты. Во второй раз понравилось больше, чтобы окончательно понять, о каких ощущениях идет речь, я укололся и в третий раз, чтобы закрепить успех, потребовался четвертый. А на пятый день, когда я уже не собирался колоться дальше, я проснулся с сильным насморком, с болями в спине и в ногах. Я удивился, где это я мог простудиться, позвонил на работу, сказал, что заболел гриппом и на работу не приду. Позвонил другу, рассказал о том, что заболел, и друг мне сказал, что у него те же ощущения, мы вместе поудивлялись тому, где нас могло просквозить, и попрощались. Я позвонил другому товарищу, пожаловался ему на болезнь, а парень мне говорит: ''Да это ты подсел''. Я не поверил: ''Ладно, говорю, грипп у меня, все симптомы''. А друг говорит: ''Сейчас мы это проверим''. Приехал, привез с собой грамм героина, укололись мы, и мой грипп как рукой сняло - в секунду прошли все симптомы, ушла боль, вернулась радость жизни.
У меня было три друга. Один, который попробовал с нами героин в первый раз, уже на другой день прекратил с нами все отношения, не отвечал на звонки, не звонил сам - и наркотики употреблять не стал. Тот, который мне предложил наркотик первым, сейчас в тюрьме - я не поддерживаю с ним отношений.
Второй, на чьем дне рождения я попробовал наркотик, отсидел в тюрьме, прошел разные этапы лечения и, слава богу, смог бросить.
А мой товарищ, который ухаживал за мной как за ребенком в клинике по лечению наркоманов, через 10 дней после лечения умер от передозировки.
А у нас сегодня ''грас'', а у вас?
- Полгода я ждал, пока меня примут на лечение в государственную клинику, - продолжает Антон. - Меня так и не приняли - я, видимо, сам не был окончательно готов бросить наркотики, а значит был нелегким пациентом, с которым не хотели связываться.
Так я попал в частную клинику. Нас было семеро в одной комнате, первые три дня без наркотиков я лежал почти без сознания - ничего не помню, за мной ухаживал мой земляк, парень из Баку, приносил мне воду, накрывал одеялом, разговаривал с мамой.
Когда я пришел в себя - началось ''лечение''. В семь утра нас поднимали, мы завтракали и в 9 утра уже все сидели во дворике под солнцем и весь день вели обычные для наркоманов разговоры о том, как было хорошо, когда мы ''двигались'', и как плохо сейчас. Днем нам давали какие-то таблетки, какие - не объясняли. А вечером были разговоры в группе анонимных наркоманов. Иногда встречи группы проходили в городе, но я туда не ходил - по дороге таких, как я, всегда ждали барыги и дилеры, многие срывались и брали у них наркотики, назад уже не возвращались.
Но и встречи группы в нашей клинике тоже были небезопасны, по моему мнению. Мы постоянно копались в нашем прошлом, от которого все мы хотели уйти, для чего и пришли в клинику, вспоминали самые тяжелые и травматичные моменты, вспоминали все плохое, что мы делали как наркоманы, кого обидели. А у всех нас нервы тогда были оголены, чувство вины было нестерпимым - многие сбегали из клиники и возвращались к наркотикам только для того, чтобы заглушить это чувство вины. Провоцировал нас к срывам и парень-бедуин, который предлагал нам наркотики. Как я сейчас понимаю, он лег в клинику, чтобы убить двух зайцев: и самому подлечиться, здоровье и работоспособность поправить, и расширить свою клиентуру - он был наркодилером. Никто из моих знакомых во время лечения наркотики не покупал, но когда я вышел - держался еще две недели, а потом позвонил этому бедуину.
''Ты наркоман, ты - ничто, ты - мусор, и скоро тебя вообще не будет'' - это втолковывали нам в лечебницах, постоянно во всех беседах, возвращая нас к прошлому. Я и ощущал себя наркоманом и вел себя соответственно.
Последний дюйм
''Оставь его, - говорили Ольге уже не только специалисты по борьбе с наркоманией, но и ее друзья, - ты видишь, ему ничего не поможет''.
- После ''Нахшона'' у меня действительно опустились руки, следующие три года сын постоянно употреблял наркотики, он уже перестал быть похожим на человека. Я искала врачей за границей - звонила доктору Назаралиеву в Киргизию, но лечение у него стоило 6000, долларов и под его именем к тому времени было открыто уже столько клиник - так что было неизвестно, где и кого он лечит сам. И тогда мне на глаза попалась газета со статьей про доктора Василенко из Запорожья, в статье было написано, какое тяжелое лечение проходят у него наркоманы, что он лечит их электрошоком, сеансами гипноза - я решилась позвонить, мне сказали, что лечение у них стоит 2000 долларов, я собрала эти деньги и мы с сыном решили ехать. Взяла билеты - и за неделю до полета сын попадает в тюрьму: он украл пелефон из машины и попался. Прокурор грозил ему полугодичным заключением, неделю до суда сын просидел в тюрьме - суд состоялся за день до того, как нам надо было улетать. На этом суде решалось, посадят сына в тюрьму или отпустят на лечение. Спасибо судье, она дала ему шанс, выпустив под залог в 30.000 шекелей, взяв с меня расписку, что через три недели он вернется на следующее заседание суда. Возвращаемся мы домой с этого заседания суда - не доходя до нашего подъезда сын говорит мне: ''Сейчас вернусь'' - и пропадает. На всю ночь. Нам в 8 утра выходить из дома, а сына нет. Никто из нас в эту ночь не ложился, утром я уже готова была идти к судье и говорить, что сын пропал, что лечиться он не поехал и чтобы его забрали в тюрьму. Саша появился в 7 утра, в бессознательном состоянии. В 8 утра мы уже ехали в аэропорт, в самолет его, к счастью, пустили.
- Мама, здесь меня вылечат, - сказал мне Саша, как только увидел доктора.
- Саша считался бесперспективным пациентом, - вспоминает об этой встрече доктор Василенко. - Он уже прошел многочисленные этапы лечения и полностью разуверился в успехе, был настроен крайне негативно, ждал, что над ним будут проводить очередные эксперименты, которые ему никак не помогут, - с ним было сложно работать.
- К ребятам там относились как к больным людям, а не как к мусору, который нужно выкинуть, - продолжает Ольга. - Там даже дико было подумать, что эти врачи и медсестры могут посоветовать мне выбросить моего сына за дверь, там его лечили: каждое утро обход врача, капельницы - по пять штук в день, полное обследование внутренних органов и в зависимости от этого - лечение. У каждого больного была отдельная комната, с каждым обязательно должна была находиться мама или кто-то из членов его семьи - в каждой комнате было по две-три кровати. Кушали мы в комнате, ребята пересекались редко, редко вели привычные разговоры о наркотиках. И их там лечили.
- Я не чувствовал себя наркоманом в Украине, - вспоминает свое лечение в Запорожье Антон. - Там к нам относились как к больным людям. Психологи не возвращали нас в прошлое - первые несколько раз мы говорили о нашей жизни с наркотиками, а потом все беседы были о будущем. Разговоры с психологом длились по полтора часа - никто из них на часы не смотрел и не относился к беседам с нами как к работе.
Утро начиналось с капельниц - витамины, антидоты и очищающие организм препараты. Затем приходила сестра и делала два-три укрепляющих укола. Потом завтрак - каждый ел в своей комнате. Затем иглоукалывание, мануальная терапия, лазерная терапия - кто на что жаловался, тому это и лечили. Затем следовала страшная процедура - электрошок - незабываемое ощущение. Зубы стучат как швейная машинка, в глазах зайчики, а потом в голове тишина и спокойствие. На электрошок я шел первым, потому что крики и вой тех, кто его проходил, вынести было трудно.
Потом я шел в спортзал, мама сидела с другими мамами и сестрами больных. Затем мы обедали, потом - по желанию - массаж и дыхательная гимнастика. После этого наступал час психолога - ко мне приходил Евгений Рувимович, покойный уже, светлая ему память, очень добрый и умный человек, он мне так помог. Потом вечерний прием витаминов, ужин и поздним вечером - сеансы гипноза. Многие впадали на них в транс, падали в обморок, извивались на полу и не помнили, что с ними происходило. Я все помнил. Виталий Иванович вызывал в нас отвращение к наркотикам и к себе как к наркоману - не жалость к своим страданиям, к себе как к жертве наркотика, а физическое отвращение к себе-наркоману - очень многих рвало на этих сеансах. У меня полгода после лечения оставался этот условный рефлекс: когда наступало 10 вечера - час сеанса гипноза в Украине - у меня в горле начинались спазмы, тяжелый кашель, будто меня тошнило.
Давать наркотик гуманно, лечить - жестоко
- Методы лечения у нас суперстрессовые, шоковые, жестокие, - рассказывает о своем методе доктор Виталий Василенко, основатель запорожской клиники реабилитации наркоманов. - В Израиле и в странах, где распространена гуманная психотерапия, эти методы невозможны. Но я убежден, с наркоманом не нужно быть гуманным, потому что это - не человек. Какими бы они ни были до наркотиков, начав их употреблять, все они становятся одинаковыми, как солдатики с одинаковым набором качеств: эгоизм, бездушие, лживость, жестокость.
Распространенный в Израиле метод заместительной терапии - когда наркоманам дают сильнейший наркотик метадон, я не принимаю - медатоновых наркоманов лечить намного труднее и дольше, чем героиновых. Они даже выглядят по-другому, рыхлые, с незаживающими ранами по всему телу, постоянно больные из-за сниженного иммунитета.
- Я начинал как психиатр, лечил психические заболевания, - рассказывает о себе доктор Василенко, - но понимать, что болезни эти неизлечимы и больной, которому вчера стало лучше, завтра может вернуться в тяжелейшее состояние, - для меня было невыносимо. Затем долгое время я работал наркологом, успешно лечил алкоголиков, до тех пор пока - 18 лет назад - ко мне не обратился больной наркоманией. Он пообещал, что ляжет на рельсы, если я не возьмусь его лечить, и я взялся. Недавно этот парень приезжал к нам в клинику с женой и детьми - проходил курс избавления от курения.
Мой метод лечения построен на императивном внушении, что наркотик - это боль, страдания, смерть. Наркоман вводится в транс (иногда мы вводим больного и в предпсихотическое состояние, в зависимости от стадии лечения), в этом состоянии мы закладываем сверхсильную доминанту: наркотик - это боль, и наркоман корчится от боли, наркотик - это мучения, и человек их реально испытывает, наркотик - это смерть, и пациент чувствует приближение смерти, сердце его почти останавливается - это животный, смертельный страх. На этих сеансах с больными может случиться все - конвульсии, эпилептические судороги, не описанные ранее медициной состояния выпадения из реальности. В этом состоянии в мозг можно заложить сильнейшую доминанту - наркоман просто забудет, для чего нужен наркотик, что такое ''приход'' и ''кайф''. Зато остается страх перед наркотиком, от которого наркоман теперь будет в панике убегать.
- Сколько наркоманов выздоравливают?
- Половина наших пациентов. Когда мы берем на лечение только тех, кто действительно хочет вылечиться, - успех доходит до 80%. И у нас нет такого понятия, как трехлетняя или пятилетняя ремиссия, нет понятия ''бывший наркоман'', от которого все ждут очередного срыва, - наши пациенты становятся здоровыми полноценными людьми, которые никогда больше не должны употреблять наркотики. И каждый случай неудачи для нас - это жизненная трагедия.
- И все-таки у вылечившихся в вашей клинике наркоманов срывы бывают?
- В конце лечения, когда зависимость от наркотиков полностью стерта в мозгу больного, мы вводим ему сыворотку, несовместимую с употреблением даже микродоз наркотиков. Мы долго объясняем всю опасность этого кодирования, рассказываем, внушаем, что употребление наркотиков приведет к смерти после нашего кодирования, делаем пробный эксперимент - вводим больному микродозу наркотика в реанимационной палате... Срывы бывают - примерно в 4% случаев, и всегда это происходит в состоянии алкогольного опьянения, когда снижена критичность и чувство опасности.
Иногда они погибают
- Несколько наших пациентов погибли, приняв наркотик во время действия сыворотки. Двое из них - израильтяне. И еще один наш пациент-израильтянин остался парализованным после употребления наркотиков...
Это ужасная трагедия. Мама одного из погибших пациентов - а он был единственным ребенком в семье - на девятый день после его смерти пришла к нам, принесла конфеты, печенье. Помянуть мальчика. И сказала нам: ''Мы с отцом решили, что лучше умереть так, чем наркоманом''.
Наркомания - это даже не болезнь, это хуже, это - рак души, он убивает одного, а метастазы дает на всю семью - мама, отец, бабушка, братья и сестры перестают жить, наркоман убивает своих близких, он превращает в наркоманов своих братьев и сестер, отец приучает к наркотикам сына...
Никто из родителей не поставил нам в вину смерть их ребенка. Жены и матери, которые присутствуют с больными на всех процедурах, просят меня проводить сеансы жестче и агрессивнее, даже тогда, когда я уже физически не справляюсь, когда мне тяжело.
- Как вы относитесь к другим методам лечения - докторов Назаралиева, Довженко?
- Когда этими методами лечили сами Назаралиев и Довженко, результаты были прекрасными. Но это уникальные подходы, которыми не могут овладеть даже их ученики, которые, сами не желая того, дискредитируют методы. Поэтому в нашей клинике доктора Василенко лечение веду именно я, доктор Василенко. Поэтому за 18 лет существования нашей клиники через нас прошли всего 1300 пациентов, что очень немного, из них около сотни израильтян - мы работаем три месяца без выходных, затем месяц отдыхаем, восстанавливаем силы...
Остается заметить, что, конечно, метод Василенко отнюдь не является ''единственным'' или ''единственно правильным''. Просто у каждого свой путь излечения от наркомании, и никогда нет гарантии, что огромные деньги, которые вы выкладываете на то, чтобы спасти от этого ''рака души'' близкого вам человека, не будут потрачены зря. В сущности, есть только одно верное средство от наркомании - привить вашим детям отвращение и презрение к наркотикам прежде, чем они начнут их принимать. Чтобы они отшатнулись, как от прокаженного, от любого, кто предложит им ''дозу''.
"Русский израильтянин"
При перепечатке вы обязаны указать, что впервые эта статья опубликована в газете "Русский израильтянин" (Израиль)
Если вы заметили орфографическую ошибку,
выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Поделиться:
Любое использование материалов запрещено без письменного разрешения редакции сайта новостей ISRA.com.
