Посттравматический синдром
27.08.2006 | 15:00
Евгения Кравчик, "Новости недели", фото автора
Война продлилась 33 дня. По территории Израиля было выпущено порядка четырех тысяч ракет и реактивных снарядов, 118 военнослужащих и 40 мирных жителей убито. Сотни солдат, офицеров и гражданских лиц искалечены, состояние 50-ти из них остается тяжелым.
С такими мыслями я выезжаю на север на вторые сутки после вступления в силу резолюции ООН о прекращении огня. Накануне вечером командование тыловых частей позволило людям выйти из подвалов. А сейчас беженцев-северян умоляют вернуться домой. До конца недели проезд в общественном транспорте - бесплатный.
На часах - начало одиннадцатого, но никаких заторов на шоссе Верхней Галилеи нет. По встречной полосе мчатся армейские грузовики и опутанные маскировочной сеткой «джипы».
Рази Баркаи, ведущий передачи «Что кипит?» радиостанции «Галей ЦАХАЛ», пересказывает журналистское расследование, опубликованное сегодня в газете «Маарив»: 12 июня, через три часа после того, как на границе с Ливаном погибло 8 военнослужащих и двое солдат-резервистов было захвачено боевиками «Хизбаллы», начальник Генштаба Дан Халуц позвонил в отделение банка «Леуми» на улице Дизенгоф в Тель-Авиве, чтобы продать пакет своих биржевых акций. Выручил немного - всего 120 тысяч шекелей, зато ни агоры не проиграл: во время войны цена на акции падает.
«Подлейшая статья!» - цитирует Баркаи отзыв Халуца.
Всматриваюсь в лица солдат на встречной полосе, но разглядеть не могу: скорость!.. Легковушки сменяются мощными платформами-тягачами. На них установлены танки и бронетранспортеры. Однако встречного движения беженцев на север пока нет. «Опытные офицеры не верят, что условия резолюции ООН о прекращении огня будут выполнены, и опасаются новых ракетных обстрелов, - объясняет по радио известный военный комментатор. - На мобилизацию 15-ти тысяч наблюдателей ЮНИФИЛа потребуется не меньше года, а пока в покинутые ЦАХАЛом населенные пункты на юге Ливана возвращаются переодетые в цивильное боевики «Хизбаллы»...
«ЦАХАЛ поэтапно снижает свое присутствие в Ливане, - звучит по радио новое сообщение. - Сегодня осуществляется вывод резервистов-парашютистов. Несколько солдат и офицеров составили петицию с требованием продолжить наступательные действия, так как поставленные в начале войны цели не достигнуты... Депутаты кнессета от партий национального лагеря требуют сформирования государственной следственной комиссии по расследованию деятельности правительства в ходе войны, развязанной «Хизбаллой» против Израиля»...
Вот уже сутки стоит на севере хрупкая, готовая в любой момент взорваться тишина, а матери, жены и невесты продолжают хоронить сыновей, мужей и возлюбленных. Вот и сегодня каждый выпуск новостей начинается с сообщения, в какой час и на каком армейском кладбище проводят в последний путь еще четверых военнослужащих.
Вечная память!..
«Катюша»: адская энергетика
Въехав в Кирьят-Шмону, без труда нахожу «матнас», в котором действовал штаб оперативной помощи и 33 дня подряд работали волонтеры. На дверях - замок! Напротив над сгоревшей дотла горкой клубится сизый дым.
- С утра боевики «Хизбаллы» выпустили по городу два минометных снаряда, но никаких сообщений об по радио передано не было... - возникает рядом пожилой бородач.
- Где сотрудники штаба?
- Наверное, отсыпаются: устали за месяц смертельно...
- Возвращаются ли горожане?
- Лично я пока никого не видел. К тому же многим просто некуда вернуться. В Кирьят-Шмоне от прямого попадания снарядов пострадало порядка двух тысяч квартир: сколько семей осталось без крова!
Еду дальше. В районе автовокзала происходит вялое движение. Владельцы закусочной, киоска и цветочного магазина пытаются собрать осколки (витрины снесло взрывной волной), осматривают изуродованные автомобили. На днях рядом с автостанцией упало два реактивных снаряда. Один разнес старый торговый центр - «Лев ха-Цафон» («Сердце Севера»). Зияет в стене черная дыра. Прямым попаданием разрушен класс, в котором претенденты на получение водительских прав сдавали экзамен по теории. Вокруг искореженный металл и битое стекло, но на стене так и осталась таблица со знаками дорожного движения...
Фармацевт Валентина Крицберг всю войну проработала в аптеке больничной кассы, расположенной в нескольких десятках метров от здания торгового центра.
- Когда «катюша» угодила в «каньон», в аптеке выбило все стекла, - рассказывает она. - Пришлось заколотить окна фанерой.
Валентина в стране 16 лет, все эти годы живет и работает в Кирьят-Шмоне.
- Многое мы с мужем, Семеном, пережили за это время, - говорит она. - Ракетные обстрелы... Операция «Дин ве-хешбон»... «Гроздья гнева»... На мой взгляд, самое опасное во время войны - езда. Везут нас неделю назад на работу, вдруг - сирена. Водитель притормозил, мы выскочили и присели под какой-то стенкой. Ракеты свистят над головой. Жуть...
Для меня слова Валентины - никакая не абстракция. В прошлую пятницу в Цфате снаряд просвистел прямо над моей головой и грохнулся на соседней улице. Ощущение такое, будто ты угодил в костер и всего тебя обдало жаром. «Руки целы, ноги целы - что еще?» Но нет! Даже не обнаружив на теле ни одной царапины, ты, тем не менее, получаешь невероятной силы удар. Нечто вроде электрошока. Энергетика у снаряда - адская. Для меня цфатский инцидент вылился в жесточайшую 48-часовую мигрень. Что же в таком случае испытывают люди, 33 дня подряд балансировавшие между жизнью и смертью?!
- Вернулась я с работы, - рассказывает Валентина, - сижу дома, мужа жду. Вдруг как долбанет! Ракета угодила в здание «Типат халав» неподалеку от нашего дома. Я и не заметила, как вначале забилась под лестницу, а потом, как сомнамбула, поплелась в убежище. Свет в квартире погас - пострадал кабель, подающий электричество. В убежище кромешная тьма, а я сижу, будто парализованная...
Валентина проторчала в темноте два с половиной часа. Ближе к вечеру вернулся с работы Семен. Вытащил жену из «защитного помещения»...
- Я тут же позвонила сотруднице, а та и говорит: «Переезжайте на время в ближайший кибуц - есть пустая квартира»... - рассказывает Валентина. - Там мы и перекантовались три недели, но каждый день ездили на работу.
- Снаряд разнес здание торгового центра, которое находится напротив больничной кассы... Как вам удалось спастись?
- Случайно, - улыбается Валентина. - До того мы не обращали внимания на сирены и в убежище не прятались. А в тот день со мной в смене оказалась коллега-израильтянка, патологическая трусиха. Как услышала сирену - заверещала: «Скорее в убежище!» И потащила меня в смежную комнату (убежища в аптеке нет). Тут как шарахнет! Землетрясение... Я думала, здание больничной кассы развалится. Посыпалась штукатурка. Первый инстинктивный порыв - выскочить наружу. «Куда?!» - завопила сотрудница. Пришлось вернуться. Только мы вошли в помещение, как в двух шагах от нас, на автостоянке, грохнулся еще один снаряд...
Когда молчат солдаты...
С расположенного через дорогу вокзала отправляется в центр страны автобус. Усталые резервисты молча занимают места. Кое-кто успел купить в киоске у Эдны Перец сэндвичи и «колу».
- Вчера вечером мы с мужем, Яаковом, вернулись из Иерусалима, - говорит Эдна. - Четыре недели проторчали у родственников.
Полки киоска украшены символикой ЦАХАЛа. В 1982 году, в начале Ливанской войны, Эдна (молодая мать двоих детей) получила в результате обстрела тяжелейшее ранение.
- Ракета разорвалась на той самой улице, откуда вы только что пришли, - объясняет она. - Я оказалась погребенной под обвалившейся стеной – откопали меня солдаты... Две недели провалялась на больничной койке. Спасибо врачам - поставили на ноги. После войны у нас с Яаковом родилось еще двое детей. А сейчас мы решили не рисковать. Не потому, что боимся. Просто сил больше нет - нервы не железные. Вчера вечером вернулись. Квартира, слава Б-гу, цела, а закусочную взрывной волной снесло - одни стены остались. Я с утра открыла киоск: дорога солдатам предстоит неблизкая, нужно ребят подкормить. Многие резервисты со мной знакомы, называют меня мамой. Я знаю их по именам, люблю, как своих сыновей. Если кто-то пропустил автобус - везу домой, чтобы душ принял.
Эдна закуривает...
- Обратите внимание: военнослужащих на вокзале полно, но тишина мертвая. Дурной это признак. Думаете, солдаты, сутки назад рисковавшие жизнью, не отдают себе отчета, что войну с Насраллой мы проиграли? Оттого и кошки на душе скребут: политическое руководство не позволило ЦАХАЛу победить, не дало расправиться с убийцами, постоянно терроризирующими наш город. ЦАХАЛ - сильнейшая в мире армия. Но сколько дней бойцов элитных частей продержали на границе, не позволяя им войти в Ливан... А тут еще и телевизионщики со своей неуместной в военное время оперативностью. У меня сердце рвалось на части, когда смотрела прямой репортаж из Кфар-Гилади, где прямым попаданием снаряда убило 12 резервистов. Вот и гибель бойцов 51-го батальона дивизии «Голани» мы с мужем восприняли, как личную трагедию: много лет назад Яаков служил в этом батальоне... Я, как еврейка, испытываю от поражения Израиля чудовищный стыд. Как будто мне в лицо наплевали... Каждый здравомыслящий соотечественник отдает себе отчет, что передышка временная, вот-вот «взорвется»...
- Не намерены ли вы покинуть Кирьят-Шмону?
- Ни за что! - восклицает Эдна Перец. - Я родилась и выросла в этом городе. Вся моя судьба связана с севером. К тому же если исламским фанатикам удастся запугать мирное население и обратить нас в бегство, Насралла объявит это еще одной убедительной победой. Не дождется!.. Мы вообще считаем, что войну проиграло правительство, но народ так просто не сломить: мы сильнее зажравшихся политиков!
Осколочное ранение
Светлана Левитан, мать Станислава Янчишина, опекает 34-летнего сына так, будто он – младенец, и постоянно приговаривает: «Мальчик родился вторично!».
- Отправились мы с отцом за продуктами, - рассказывает Станислав, - а тут как завоет. Спрятаться негде - присели около какого-то выступа. Слышу свист и шипение. Удар! Взрывной волной нас опрокинуло. Обсыпало каменной крошкой - искры полетели. Мы вскакиваем, бежим. «Папа, что с тобой?» - «Нормально». Бегу я по ступенькам и слышу за спиной голос отца: «Стасик, ты ранен!» В этот момент я почувствовал, что ноги подкосились, но всё еще пытаюсь бежать... К счастью, около какого-то дома оказались люди. Смотрят - я весь в крови: осколки вонзились в руку, в спину, в шею... Кто-то выскочил на дорогу, проголосовал и остановил амбуланс (телефоны не работали). Привезли меня вначале в местное отделение «скорой», а оттуда - в цфатскую больницу «Зив». Прооперировали. Хирург сказал: «Пронесло: если бы осколок вонзился в спину чуть ниже, пробил бы сердце»...
Станислав с нескрываемым наслаждением греется около дома на солнышке. Специалист по истории, в стране он всего два года, но влюбиться в красоты сурового севера успел по уши - навсегда.
- Видимо, физическая боль «выдавливает» из тебя шок, - предполагает он. - Из больницы я вернулся абсолютно спокойным... К тому же дед на протяжение всей войны подавал личный пример: в убежище не спускался. Он у меня фронтовик, инвалид Второй мировой...
- Стас, вы работаете?
- Увы... По приезде я озвучивал кинофильмы в «Ульпаней Эль-Ром», но местный филиал закрылся. Потом работал на фабрике, но незадолго до начала войны меня уволили...
Эту фразу: «Уволили»... - я услышу в Кирьят-Шмоне еще не раз...
Крыша дырявая
Наконец мне удается созвониться с Анной Верник, координатором «матнаса» по работе с репатриантами. Сегодня она выглядит смертельно усталой: отходняк! Мобильник звонит непрерывно: эвакуированные просятся домой, нужно организовать перевозку «безлошадных» горожан.
Две недели назад, на пике обстрелов, в квартале Врадим мое внимание привлек жилой дом, крышу которого снесло прямым попаданием снаряда. А сейчас мы беседуем с Оксаной - матерью 30-летней Анны Жировой, владелицы пострадавшего жилья.
- У Анечки с Валерием два сына - 10-летний и двухлетний, - рассказывает Оксана. - В начале войны дети уехали к родным в Петах-Тикву, а нас с мужем попросили пожить в их квартире. Дочь убедила, что здесь не страшно. 25 числа мы перебрались, 26-го с утра постоянно бегали в бомбоубежище: сирена выли непрерывно. Где-то к двум часам дня проголодались. Поднялись домой поесть. Внезапно - удар такой силы, что весь дом зашатался. Люстра сорвалась и повисла на одном проводке. Взрывной волной выбило люк, ведущий наверх, на незастроенный второй ярус. Меня с головы до ног обсыпало штукатуркой. Я, видимо, была в шоке. И вместо того чтобы броситься в убежище, взяла в руки тряпку да так и осталась стоять. С ней-то меня и застали военные... Крыша разбита, по всей квартире разбросана черепица. Офицер спрашивает: «Как вы себя чувствуете?» А чувств-то нет...
Входим в угловую - теперь уже нежилую - комнату с покосившимися стенами. Поди знай, устояла ли после удара несущая конструкция?
- Вначале военные вытащили застрявшую в потолке ракету... Потом явились к нам какие-то люди, взяли номер банковского счета и просили подписать бланки, - говорит Оксана.
- Вы подписали? - спрашивает Анна.
- Нет: читать на иврите мы не умеем. Но давление на нас оказывали страшное: четыре часа уговаривали, спускались с нами в бомбоубежище... Мы жестами показываем: квартира осталась без крыши! Через пару месяцев хлынут дожди - к кому детям обращаться, если ремонт сделают плохо? К тому же сейчас весь дом в аварийном состоянии - он оседает...
Анна предупреждает Оксану, чтобы никакие бланки она не подписывала: семье репатриантов, квартира которых сгорела в результате прямого попадания снаряда, в качестве компенсации предложили смешную сумму - 83 тысячи шекелей!
- Имейте в виду, что заявки на получение компенсации должны подать не только вы, но и все жильцы вашего дома... - предупреждает Анна.
- Вы правы, - соглашается Оксана и с нескрываемой горечью произносит: - Денег у детей нет. В стране они с 2000 года. Анечка с отличием окончила Харьковскую Академию народного хозяйства, Валерий - высококвалифицированный электрик. До войны дочь работала в частной фирме. Приехал хозяин-араб в Петах-Тикву, передал ей жалкие гроши (якобы зарплата за июль) и предупредил, что компанию свою в Кирьят-Шмоне он закрывает и уезжает на Голаны. Дочка на работу ездить туда не сможет - машины нет. То есть ее уже, можно сказать, уволили...
Ау, оценщики!..
На улицах города полно сгоревших дотла и поврежденных автомобилей. Знакомлюсь с владелицей одной из машин. 27-го июля Татьяна Ковалевская с мужем и двумя сыновьями ненадолго заехала домой рыбок покормить.
- Когда начались обстрелы, мы перебрались к моей сестре в Неот-Голан, - рассказывает Татьяна. - А в тот день с утра было тихо - вот и решили рискнуть: рыбки в аквариуме голодные. Припарковались во дворе. Минут пятнадцать побыли дома – обстрел! Взрывной волной в машине снесло стекла, пробило металлическую обшивку. Мотор не заводится... По телевизору постоянно говорят, что оценщики приходят на место ракетных атак быстро. Но к нам до сих пор никто не приехал. В Тверии и Нацерете филиалы закрыты. И всюду обещают: «Специалисты появятся после окончания войны». Пришлось позвонить в полицию Кирьят-Шмоны, но и там ответили: «Ждите окончания военных действий». Сегодня - 15-е августа, военные действия уже не ведутся, но оценщиков как не было, так и нет...
Напоследок мы с Анной Верник подъезжаем к городской достопримечательности – одной из считанных в Кирьят-Шмоне многоэтажек. На восьмом этаже зияет черная дыра: прямым попаданием снаряда здесь пару дней назад была ранена женщина. Зато обитательницу смежной (и тоже пострадавшей) квартиры Анне чудом удалось эвакуировать за несколько часов до обстрела.
- Уезжать Наташа категорически не соглашалась, но я настояла: «В одиннадцать утра сядешь в автобус, который отправится в Беэр-Шеву», - рассказывает Верник. - А в пять часов вечера в квартиру рядом с Наташиной угодил снаряд...
- Какие чувства вы испытываете после 33-суточного марафона? – спрашиваю я Анну.
- Опустошенность... И стыд. За слабохарактерность тех, кто правит страной. За их бесхребетность... 33 дня мы крепились и были готовы страдать - лишь бы Израиль одержал в этой войне победу и поставил на место боевиков «Хизбаллы». Все жертвы, все потери были бы оправданными, если бы государство достигло хотя бы одной из поставленных в начале войны целей. Но этого не произошло. Отсюда - овладевшая большинством из нас душевная пустота...
Анна вспоминает, как в один из последних дней реактивный снаряд упал на улице Хар ха-Цофим и угодил в дом.
- К счастью, в тот момент жильцов в квартире не оказалось, но у подъезда собрались соседи, - рассказывает она. – И все сошлись во мнении: единственное, что «гарантировало» мирному населению во время войны правительство, - это чувство полной незащищенности, причем не только физической (убьет тебя или не убьет), но и социальной. Ипотечные ссуды продолжают сходить с банковских счетов тех, кто стал бездомным или безработным. За 33 дня войны никому «наверху» и в голову не пришло остановить хотя бы эти платежи. В результате стресс среди горожан лишь нарастает.
По словам Анны, «замкнувшей» на себе во время войны оперативное решение большинства текущих проблем русскоязычных жителей Кирьят-Шмоны, по истечении первых двух недель беспрерывных обстрелов к ней стали обращаться люди, никогда не состоявшие на учете в социальном отделе и считавшиеся благополучными.
- До сих пор они работали и справлялись с возвратом всевозможных ссуд, - говорит Верник. - А сейчас, безмерно смущаясь, просят если не помощи, то хотя бы совета...
Позвонила Анне мать-одиночка, работавшая через посредническую фирму.
- Как только началась война, «каблан» тут же ее уволил, - говорит Верник. -Зарплата за июль не поступила - нет денег на продукты. Женщина интеллигентная, стеснительная, не стала ни с кем делиться своей бедой. Попыталась вытащить из банкомата хоть какие-то гроши, но карточку «проглотило». Бросилась в банк. Служащая преспокойно объясняет: «Зарплата не поступила, накопительной программы у вас нет, а размер «овердрафта» превысил все допустимые рамки: ваш счет арестован».
В аналогичной ситуации оказались многие горожане.
- В один из последних дней войны я случайно узнала, что с работы уволена другая мать-одиночка, - говорит Анна. - В тот период волонтеры регулярно доставляли на север продукты, вот я и предложила: «Возьмите хотя бы ящик картошки». - «Спасибо, не надо, - отвечала она. - Неловко - я к такому не приучена...» Я живу в Израиле с 1993 года. Всем своим существом полюбила эту страну, она стала мне домом. Но отношение правительства к рядовым гражданам считаю национальным позором.
Верник убеждена: в обозримом будущем положение репатриантов в Кирьят-Шмоне лишь ухудшится.
- Все эти годы мы учили иврит, пытались продвинуться, обеспечить семье достойный уровень жизни, но война отбросила большинство из нас далеко назад, - говорит она. - Даже те, кому прежде удавалось нормально зарабатывать, сейчас погрязли в долгах... После 10-16 лет жизни в стране положение многих из нас стало еще более жалким, чем в первые, «олимовские» годы.
Враги сожгли родную хату
В следующий раз я оказалась в Кирьят-Шмоне неделей спустя. Северяне из числа «эвакуированных» успели вернуться, но тут-то и выяснилось, что дома у многих нет.
- Если в критические дни обстрелов добровольцы мгновенно сориентировались и определили, чем и кому нужно помочь, то сейчас приходится начинать всё с нуля, - сказала Анна Верник. - На мой взгляд, вывести людей из посттравматического состояния будет очень и очень трудно. Многие из тех, кто вернулся, в шоке: разруха и запустение усугубляются стыдом за проигранную войну. Старожилы Кирьят-Шмоны в один голос утверждают: никогда еще страна не была в таком положении, как сейчас, - настолько подавленной и униженной.
- В дни войны я была потрясена тем, насколько эффективно и слаженно действовал в Кирьят-Шмоне созданный волонтерами «русский» штаб. Тогда, в стрессовой ситуации, я постеснялась задать вам этот вопрос, но сегодня, когда стрельба утихла, могу себе такое позволить. Что далось вам, Аня, труднее всего? Какие моменты, с вашей точки зрения, были самыми жуткими, самыми напряженными?
- Труднее всего было вывозить из города детей, - произносит Анна после некоторых раздумий. - Делать это приходилось либо поздно вечером, либо на рассвете: днем опасность обстрелов слишком велика. Проводилась «операция» так: я со списком домашних адресов еду впереди, автобус следует за мной. Собирать детишек в одном месте недопустимо: около Кфар Гилади ракета угодила в группу солдат-резервистов. Родители ждут от меня звонка - значит, спуститься в убежище не могут, потому что под землей мобильники не работают. Подъезжаешь к убежищу, выскакиваешь из машины, хватаешь ребят, заталкиваешь в автобус - и мчишься дальше. Нервы на пределе: сейчас я головой отвечаю за жизнь детей, которых эвакуирую. В течение 20-40 минут, пока объезжаешь жилые дома и убежища, молишь Б-га: хоть бы пронесло и не возобновился обстрел. Зато как только автобус выехал за городскую черту и успел пройти самый опасный участок шоссе - начинается «отходняк». Пока кружишь по городу, нервы натянуты, как струна, но и действуешь четко, хладнокровно. Но попробуй «собрать кости» после такого марш-броска...
Анна проводит такую параллель:
- Когда развозишь по квартирам продукты, ты одна, никакой ответственности за других на тебе нет. Подъезжаешь к подъезду кого-то из стариков, звонишь. Справляешься, дома ли. Тащишь по лестнице картонную коробку или пакет. Но делаешь это спокойно: нет на твоей голове еще пятидесяти человек, тем более - детей. Даже если сейчас и грохнет, самое худшее случится только с тобой - никого другого ты не «подставляешь»...
Волонтеры «скорой»
Подъехав к неоднократно виденному во время войны городскому отделению «скорой», входим внутрь. Сегодня на дежурстве доктор Борис Сидельковский, депутат горсовета от НДИ.
Пока Борис выписывает направление на рентген, успеваю осмотреть просторное помещение. В одной из комнат с удивлением обнаруживаю разбросанные по полу матрасы. Выясняется, что всю войну здесь ночевали санитары и водители-волонтеры, прибывшие на «крайний» север из Иерусалима, Тель-Авива и многих других городов. Под градом «катюш» вывозили раненых из близлежащих кибуцов и мошавов, оказывали пострадавшим первую медицинскую помощь.
Знакомлюсь с одним из них - Абой Ричменом. Услышав, что на иврите г-н Ричмен изъясняется с акцентом, спрашиваю:
- Репатриант из США?
- Нет, - улыбается он. - Из Англии! Родился и вырос в Лондоне. Репатриировался в 1967 году - сразу после Шестидневной войны.
С несказанным наслаждением (когда еще выдастся такая возможность?!) перехожу на английский.
- Сколько же суток вы пробыли в Кирьят-Шмоне?
- Приезжал сюда четыре раза и оставался на несколько дней, - рассказывает Ричмен. - Самой сложной, с оперативной точки зрения, была первая неделя войны и последняя. Пришлось эвакуировать огромное число раненых - солдат и мирных граждан. Сидишь за рулем амбуланса и молишь Всевышнего - только бы под обстрел не попасть: ведь ты головой отвечаешь за пострадавших, которых везешь. Никогда не забуду солдата - ему прострелили ногу. Боль нестерпимая, но вел он себя геройски - за всю дорогу не проронил ни звука, даже стона не издал... Совершенно иначе ведут себя люди в шоковом состоянии: кто-то рыдает, другой кричит, третьего колотит, как в белой горячке... Вывести человека из шока довольно сложно.
- Давно ли вы сотрудничаете с «Маген Давидом»?
- Два года. По специальности я - фотограф, обучаю студентов искусству фотографии.
- Значит, во время войны вам удалось сделать на севере поистине уникальные кадры?
- Нет, - отвечает Ричмен твердо. - Камеру я с собой не брал: с моей точки зрения, гораздо важнее помочь пострадавшим.
- Какие чувства вы испытываете сейчас, когда абсолютно ясно, что в этой войне Израиль потерпел поражение?
Неожиданно для меня Ричмен переходит на иврит:
- У власти в стране - импотентное, никчемное руководство. На мой взгляд, Ольмерт должен немедленно подать в отставку - не дожидаясь сформирования государственной следственной комиссии. Вот увидите: на сей раз народ не «проглотит» унижение, которое мы испытываем. Сотни тысяч демонстрантов заполнят площади в разных городах и потребуют отставки правительства национального позора!
- Почему, на ваш взгляд, репатрианты, независимо от страны исхода, острее сабр ощущают, что нация унижена?
- О, это так просто! - восклицает Аба Ричмен. - Когда я был ребенком и жил в Лондоне, амбалы-антисемиты безо всяких причин избили меня на улице. Били только за то, что я - еврей. К сожалению, те, кто родился и вырос в Израиле, пытаются подражать американцам и стремятся стать «такими, как все». Нет у них опыта галута. Оттого сабры и не понимают, что для евреев единственный дом и убежище - Израиль, зато в любой другой стране рано или поздно в конце улицы замаячит антисемит, который даст тебе по носу...
Как врач и как депутат
Наконец-то у Бориса Сидельковского выдалась свободная минута: война позади, но пациентов по-прежнему много. В действительности вовсе это не «скорая», а приемное отделение цфатской больницы «Зив», расположенное в Кирьят-Шмоне.
В стране Сидельковский 13 лет. Репатриировался из Свердловска. Первым домом на родине для Бориса стал кибуц. В 1994 году семья перебралась в Кирьят-Шмону, Сидельковский начал работать по специальности.
В эти дни даже в кабинете врача все разговоры вертятся вокруг Ливана (часть солдат регулярной армии, подразделения которой планируется дислоцировать на юге, - переодетые в военную форму боевики «Хизбаллы»). Затрагиваем мы и проблему дальнейших отношений с Сирией (доктор Сидельковский опасается, что в ближайшее время Израиль решит отступить с Голанских высот, хотя с оборонной точки зрения это недопустимо).
- В каком режиме вы работали во время войны? - спрашиваю я.
- В медицинском! - улыбается Борис.
- Сколько времени продолжалась самое долгое ваше дежурство?
- 48 часов: наплыв раненых был огромный...
В первые дни войны все свободное от дежурств время Борис проводил в городском муниципальном штабе. В Кирьят-Шмону приезжали министры, депутаты кнессета.
- Выслушивали наши требования, соглашались с ними и - уезжали, - говорит он. - В конце концов в муниципалитете уразумели, что справляться со стоящими перед городом проблемами придется собственными силами. Если не считать завезенных в убежища матрасов да зарплаты, выплаченной в конце концов с трехмесячным опозданием работникам муниципальных служб и «матнаса», ни одно ведомство так и не оказало городу никакой помощи... Министры и депутаты ездили сюда для галочки. На пятый день я понял, что сидеть в городском штабе бесполезно. Мы с добровольцами стали заниматься только «русской» улицей и помогать репатриантам.
По окончании напряженнейших дежурств доктор Сидельковский садился за руль и развозил продукты узникам убежищ, рассылал по факсу просьбы принять беженцев, организовывал с Анной Верник их отправку...
- Что касается репатриантов, то их просто «кинули», - констатирует Сидельковский с нескрываемой горечью. - Старожилам и сабрам развозили продукты, а нашим говорили: «Ребята, для вас ничего нет - порции кончились!» Или: «Простите, но вас нет в списке»... Реальную помощь оказала нам только НДИ и действовавший на севере оперативный штаб ее депутата Исраэля Хасона. Если бы не они, в городе в период обстрелов осталось бы не полторы тысячи репатриантов, а все три, включая стариков и женщин с малыми детьми.
Травмированный город
- Война тяжелейше сказалась на нашем городе: по Кирьят-Шмоне было выпущено порядка тысячи «катюш», - говорит доктор Сидельковский. - Прямым попаданием снарядов уничтожено сто квартир и домов, взрывной волной повреждено порядка двух тысяч... Пять школ из десяти, здания двух торговых центров, автовокзал... Если правительство не окажет Кирьят-Шмоне всестороннюю помощь, город можно будет «закрыть», стереть с карты Израиля.
После вступления в силу резолюции о прекращении огня Кирьят-Шмону посетила министр иностранных дел Ципи Ливни. На состоявшейся в муниципалитете встрече депутаты высказали ей свои претензии.
- Главная проблема - жилье, - говорит Сидельковский. - Я считаю, что всю ответственность за восстановление должно возложить на себя правительство. Абсолютно ясно, что тех сумм, которые государство предлагает гражданам в качестве компенсации, на ремонт не хватает: оценщики умышленно занижают масштаб повреждений.
Доктор Сидельковский приводит такой пример: взрывной волной в квартире репатриантов выбило стекла и сломало жалюзи. Оценщики поглядели и решили: общая сумма ущерба - 7000 шекелей. Тем временем несколько ремонтных фирм, куда обратились владельцы, требуют за работу не менее 15 тысяч!
- Государство предлагает домовладельцам сумму компенсации в два раза ниже реальной, - подчеркивает Борис Сидельковский. - Вот почему я, как депутат, настаиваю: пусть ремонтирует квартиры государство - само нанимает специалистов и само же оплачивает их работу.
После одностороннего вывода подразделений ЦАХАЛа из Ливана Кирьят-Шмону поэтапно лишили льгот, которыми она пользовалась, как прифронтовой населенный пункт. Иллюзорный бараковский мир, вылившийся в новую войну, усугубил острейшие социальные проблемы, стоящие перед откровенно недоразвитым «городом развития».
- За три последних года по инициативе правительства бюджет города был сокращен на 56 миллионов шекелей, - объясняет доктор Сидельковский. - Люди, которым пришлось эвакуироваться и месяц провести за свой счет в гостинице или на съемной квартире, возвращаются домой без гроша. Они подавлены физически и морально. Многим требуется не только материальная помощь, но и хороший психолог.
- Сколько времени потребуется на то, чтобы вывести город из посттравматического состояния?
- На мой взгляд, Кирьят-Шмона и до войны пребывала в постоянном шоке, - говорит доктор Сидельковский. - Социоэкономический уровень недопустимо низок. Война лишь вскрыла и усугубила все наши проблемы. На плечи тех, кто все эти дни оставался в городе, легла огромная эмоциональная нагрузка. Но и другие, кому удалось выехать, переживали не меньше нас. Психологическая помощь должна быть оказана практически всем, но прежде всего - детям, месяц промаявшимся в бомбоубежищах.
По словам Сидельковского, во время войны у многих горожан развилась зависимость сродни наркотической:
- Узники убежищ были по 24 часа в сутки привязаны к экрану телевизора, - объясняет он. - Чуть что: «Новости, скорее! Какой город обстреляли? Сколько снарядов выпустили?» Еще одна травма - мародерство. Во время обстрелов понаехало в Кирьят-Шмону наркоманов и квартирных воров. К ним присоединились местные «коллеги». Кое-кого полиция поймала, но большинство упустила: не до того было. Охранников к «продырявленным» квартирам приставили с изрядным опозданием, когда поезд ушел...
Город надо не только восстановить из руин, но и вывести из шока.
- Готовы ли репатрианты принять помощь профессиональных психологов? - спрашиваю я.
- Не знаю, - отвечает Сидельковский. - Ни одного психолога, говорящего по-русски, в Кирьят-Шмоне нет! Правда, министерство образования обещает прислать... Но когда это будет? Нет у нас в городе и ни единого русскоязычного социального работника, хотя Кирьят-Шмона - ярко выраженный социальный случай! Очень много в городе больных, стариков, инвалидов. Высок и уровень скрытой безработицы, хотя официально она составляет порядка пяти процентов. Многие молодые семьи постепенно разъезжаются по кибуцам. А почему нет? Тихо, спокойно, природа замечательная. Если правительство снова бросит город на произвол судьбы - больше он никогда уже не поднимется...
21 августа премьер-министр Эхуд Ольмерт посетил Кирьят-Шмону и встретился с депутатами горсовета. Большинство выразило возмущение тем, что в период войны правительство бросило город на произвол судьбы. Часть депутатов потребовала немедленного сформирования государственной следственной комиссии.
- Жители Кирьят-Шмоны полностью утратили доверие к правительству, - заявила Ольмерту одна из депутатов...
На снимках:
Торговый центр «Лев ха-Цафон» («Сердце севера»): прямое попадание
Городская достопримечательность – одна из считанных многоэтажек тоже получила прямой удар
Квартира Жириных: вид снаружи
Валентина Крицберг: «Убежища в аптеке нет»
В этом классе претенденты на получение водительских прав сдавали экзамен по теории: таблица со знаками дорожного движения так и осталась на стене
В районе автовокзала взрывной волной снесло все витрины
Когда молчат солдаты...
Автомобиль... Бывший!
Какой же силы была взрывная волна, если даже железо погнуто?!
Солдаты возвращаются на юг
...беженцы – на север
Оксана с мужем поднялась из бомбоубежища перекусить. В этот момент в квартиру ее дочери угодил снаряд
Татьяна Ковалевская: «Вот сюда упала ракета»
Эдна Перец: «Позорное поражение»
Анна Верник, Светлана Левитан и ее сын Станислав: второе рождение
Фотограф из Иерусалима Аба Ричмен – волонтер «Маген Давида»
Доктор Борис Сидельковский: «Кирьят-Шмона – социальный случай»
Воронка
Взрывной волной погнуло все растения в торговом центре
Домой...
Взгляд на послевоенную Кирьят-Шмону
Трудно поверить, но буквально пару дней назад с этого холма на город летел град снарядов
Осколочное ранение
Вся земля на холме выжжена
Так выглядят после ракетных атак светофоры
"Новости недели"
При перепечатке вы обязаны указать, что впервые эта статья опубликована в газете "Новости недели" (Израиль)
Если вы заметили орфографическую ошибку,
выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Поделиться:
Любое использование материалов запрещено без письменного разрешения редакции сайта новостей ISRA.com.
