Группа исламистов под руководством «голубого имама» готовит серию терактов, которые должны поставить Францию на колени: они намереваются одновременно взорвать одну из многочисленных французских АЭС, собор Парижской Богоматери и несколько густонаселенных жилых башен в парижском районе Богренель.
«Голубой имам» – так озаглавлен только что опубликованный во Франции, в издательстве Сей, триллер Бернара Бессона, известного специалиста по промышленному шпионажу, бывшего шефа полицейской службы Франции, которая контролирует игорный бизнес. Группа исламистов под руководством «голубого имама» готовит серию терактов, которые должны поставить Францию на колени: они намереваются одновременно взорвать одну из многочисленных французских АЭС, собор Парижской Богоматери и несколько густонаселенных жилых башен в парижском районе Богренель, где в это время окажется (так задумано) руководство и лучшие оперативники антитеррористических служб страны. Все действие триллера происходит в течение двух суток, на Рождество. Французские спецслужбы поставлены на ноги 23 декабря, после убийства лондонского специалиста по исламу (на самом деле это провокация исламистов), и им все же удается в результате блестящей операции предотвратить худшее.
Что побудило весьма компетентного автора написать такую книгу? Какова степень исламистской угрозы во Франции? Насколько готова для нее почва? И насколько готовы к подобным угрозам французские спецслужбы? Обо всем этом Галина АККЕРМАН беседует с Бернаром БЕССОНОМ специально для «Нового времени».
– Главный персонаж вашей книги «голубой имам» – это коренной француз, инженер АЭС с солидным научным багажом, перешедший в ислам. Насколько такое явление типично для Франции?
– Среди западных ученых, особенно математиков и физиков, обращение в ислам – отнюдь не редкость. Они ищут строгой, логичной религии, ищут трансцендентности, преодоления самих себя. Это поиск абсолютного авторитета. В исламе бог стоит превыше разума, он принципиально недоступен человеческому пониманию, он не имеет образа, и даже его пророк Магомет лишен образа. И эта абсолютность бога в понимании мусульман парадоксальным образом как бы сближает его с научной истиной. Им импонирует и полное подчинение абсолютному богу, которого требует ислам.
– Однако «имам» – не просто инженер с логическим складом ума. В прошлом – он член радикальных левых организаций, профсоюзный активист. В какой мере это прошлое предрасполагает к терроризму?
– Такой профиль террориста действительно существует. Подобные случаи известны не только среди французов, но также среди авторов терактов 11 сентября 2001 года.
– В вашей книге суперкомпьютер, который способен сопоставлять миллионы разрозненных данных, находит, что во Франции имеется более 8000 человек с высшим техническим образованием, перешедших в ислам, и среди них – более 1000 человек, которые были в прошлом ультралевыми активистами. Эти цифры соответствуют какой-то реальности?
– Предположения на этот счет имеются, и реальность, возможно, еще страшнее, но мы не обладаем ни точными цифрами, ни социологическими исследованиями. Ведь это настолько острая тема, что никто не осмелится ею заняться. Кто возьмется за изучение религиозных убеждений наших инженеров и техников? Из соображений политкорректности ни один университет, ни одно госучреждение не одобрит такой
проект.
Наложение ненависти
– Террористы у вас, будь то «голубой имам» или его подручные арабского происхождения, – действующие лица, которые размышляют, реагируют на действия «неверных», общаются между собой, пишут предсмертные письма. Как вам удалось проникнуть в их психологию, чем вы руководствовались?
– После терактов 11 сентября ЦРУ обнаружило в одном из аэропортов, откуда вылетели террористы, автомашину, в которой были найдены их тексты – рекомендации, проповеди, молитвы. Подлинный материал! Кроме того, мы знаем, о чем говорится во время проповедей в некоторых мечетях, чему учат кое-какие имамы в Лондоне, например. Нам известно, как они обрабатывают людей, как внушают необходимость джихада. Будущие камикадзе подвергаются очень серьезной обработке, которая дополняется самовнушением.
– Что вас побудило написать эту книгу? В какой степени ваш личный опыт помог вам?
– Когда я работал в полиции, надзирая над игорным бизнесом, я, естественно, находился в контакте с рядом спецслужб. Два раза мне пришлось заниматься делами офицеров, связанных со спецслужбами. Я добился наград для этих полицейских – один из них был алжирского происхождения, другой – европейского, – которые подверглись очень тяжелым испытаниям, работая под прикрытием в исламистских организациях в Европе. Они рассказали мне о том, что им пришлось пережить. Так что сам я борьбой с терроризмом не занимался, но зато занимался личными делами людей, которые были непосредственными участниками этой борьбы и у которых были из-за этого проблемы с французской администрацией. Впрочем, я помог их уладить.
Я использовал в книге и некоторые детали, списанные с действительности. Например, когда террористы заходят в магазин, чтобы купить соки и воду, они сначала удостоверяются, что соки – не из Израиля. Это – типичная навязчивая идея всех исламских фанатиков.
– В вашем романе у «голубого имама» имеются пособники в полиции, правда, на уровне среднего звена. Более того, с помощью «своих людей» в спецслужбах арабских стран ему удается проверить, что за его ячейками во Франции нет слежки. В начале схватки террористы находятся куда в более выгодном положении, чем французские спецслужбы.
– Любая террористическая организация нуждается в разведдеятельности – она стремится проникнуть в секретные службы тех стран, на территории которых она действует, чтобы предвосхищать действия противника. Точно так же действовали и ультралевые группировки. После того как был обезврежен ряд европейских ультралевых террористических организаций, стало известно, что они обладали развитой системой разведки и имели осведомителей внутри полиции и разведслужб. Что же касается исламистов, то они в первую очередь проникают в спецслужбы арабских стран, правительства которых сотрудничают с Западом в борьбе с международным терроризмом. Таким образом, их агенты могут получать сведения и о деятельности западных спецслужб. Именно такую ситуацию я описываю в романе.
– Значит ли это, что в разведках исламских стран есть люди, симпатизирующие идеологии джихада?
– Не вдаваясь в психологию, скажем, что при клановой структуре общества, как в Саудовской Аравии, существуют целые сообщества, связанные родственными отношениями и самыми разнообразными обязательствами. Одни становятся террористами, другие занимаются бизнесом, третьи работают в госструктурах.
– Я бы хотела вернуться к портрету «голубого имама», который носит чисто французское имя – Анри Булар. Он проделал путь от чистой веры в правоту Корана до подготовки массовых убийств, которые он внутренне оправдывает своей ненавистью к Западу. Какова тут роль его ультралевого прошлого?
– Тут происходит наложение ненависти, которую он в качестве ультралевого испытывал к «системе» (это – левацкая терминология), и той ненависти к Западу, которая проистекает от своего рода чувства унижения, свойственного многим мусульманам. Точно так же как капитализм угнетал рабочие массы (все та же терминология леваков), так и многие мусульмане испытывают гнет западного общества. Оно кажется им надменным, исполненным чувства собственного превосходства, навязывающим свою гегемонию остальному человечеству. Это – «прогнивший», лишенный ценностей Запад, который поддерживает Израиль и угнетает подлинных верующих – мусульман.
– Накануне Рождества, после всего лишь одного убийства в Лондоне и двух подозрительных звонков, запеленгованных спецслужбами, французская полиция, все спецслужбы и даже жандармерия приведены в состояние максимальной боевой готовности. Созывается срочное совещание, создается кризисный центр. Но ведь когда принимаются эти меры, ничто не указывает на готовящийся мегатеракт. Насколько это правдоподобно?
– Я приведу вам в пример так называемый «план Вижипират», то есть план по борьбе с терроризмом во Франции. Некоторые службы, которые я описываю в романе, находятся в состоянии постоянной тревоги. «Кризисные» совещания проводятся регулярно. Как только появляется один, а тем более несколько так называемых «слабых сигналов», уровень мобилизации немедленно повышается. И лица, которые работают в этих службах на оперативной работе, знают, что их могут вызвать в любой момент. Я упоминаю в романе мобилизацию в связи с ложной бактериологической опасностью – таким образом «голубой имам» получил возможность опробовать технику работы французских спецслужб.
Текст как улика
– Вы описываете две мощные компьютерные программы на службе разведки – Бельфегор и Али Баба. Бельфегор – это гигантская база данных, с помощью которой можно скрещивать самую разную информацию, а вот Али Баба мне показался удивительно интересной идеей. Клеман Амруш, французский автор новой интерпретации Корана (это его переводчик был убит в Лондоне), получает в течение нескольких месяцев угрозы смерти. Против него ведется ожесточенная полемика на многочисленных сайтах. Лингвистический анализ этих текстов, осуществленный Али Бабой, позволяет прийти к заключению: их авторы – люди с научным образованием и ультралевым прошлым, с опытом профсоюзной работы, перешедшие в ислам. Благодаря этой «наводке» французским спецслужбам и удается выйти на след «голубого имама», который не значился ни в одной картотеке. Это – реальная рабочая практика?
– К сожалению, нет. Это мое пожелание в адрес спецслужб. Представляется, что они должны чаще привлекать гражданских специалистов для участия в своей работе. Изучение речевых особенностей отдельных лиц и социо-профессиональных категорий может оказаться не менее полезным, чем классическое профилирование. Вообще, ключ к успеху – сотрудничество самых разных профессионалов. Ведь зачастую бывает необходимо вообразить невообразимое и разыграть настоящий спектакль, чтобы предупредить теракт.
– Получается, что программу Али Баба вы выдумали?
– Я выдумал только термин, На деле куда более сложные программы применяются в промышленном шпионаже, например в области химии и фармацевтики. Эти программы работают исключительно с данными, находящимися в открытом доступе: анализируются научные публикации, совокупность ссылок каждого автора и ссылок других специалистов на данного автора, участие в научных симпозиумах, руководство диссертациями, получение грантов, внезапный найм стажеров и так далее, и таким образом составляется представление о так называемых «невидимых научных кружках», которые могут не иметь никакой формальной административной связи. Конкретно говоря, благодаря этой технике можно отследить тенденции в фармацевтике, понять, какие ученые и какие лаборатории работают над новыми, революционными – и какими именно – препаратами, хотя эти данные как раз полностью засекречены. Тот, кто лучше всего умеет пользоваться открытой информацией, тот, кто лучше всего организован, может успеть опередить конкурента и вырваться на рынок. Те же программы применимы к исследованиям во всех новейших областях, таких как нано- или биотехнологии.
– Итак, вы показываете коллегам в спецслужбах, как следовало бы работать. Была ли реакция с их стороны на вашу книгу?
– Пока реакций было мало. К сожалению, эти реакции были «внутренними», типа: «Хорошо ты по такому-то проехался!» Их больше всего интересует, кто скрывается за тем или иным персонажем моей книги, хотя, я вас уверяю, прямых прототипов у них нет. Я разочарован, что пока никто из моих коллег не заинтересовался теми методами работы, которые я демонстрирую. А я уверен в их эффективности!
– А как обстоит дело в Америке? Там тоже никто не использует технику, разработанную для промышленного шпионажа, в борьбе с терроризмом?
– В последние годы Пентагон, получивший новые полномочия после 11 сентября, интересуется программами такого рода, которые устанавливают корреляции между самыми разнообразными базами данных. Когда американцы требуют теперь централизованной регистрации всех посадочных талонов на самолет, это – составная часть подобных программ. Если большое количество данных разумно сопоставляется и интерпретируется в нужный момент, это может дать неожиданные результаты.
– Франция неоднократно провозглашалась мишенью террористов. Совсем недавно ей вновь пригрозила «Аль-Каида». Однако после взрывов в парижском скоростном метро десять лет тому назад эти угрозы ни разу не были приведены в исполнение. Результат эффективной работы спецслужб?
– Да, и моя книга – это выражение моей признательности французской полиции и другим службам за их тяжелую и неблагодарную работу. Ведь действительно целый ряд терактов удалось предотвратить. Например, несколько лет тому назад, когда министром внутренних дел был Шарль Паскуа, благодаря действиям французской полиции и жандармерии удалось посадить в Марселе аэробус, летящий из Алжира: он был запрограммирован, чтобы взорваться над Парижем. Вообще во Франции практикуется политика наблюдения за террористическими группировками и превентивных арестов – в разгаре подготовки теракта.
Однако арабы-исламисты во Франции отнюдь не всегда намерены предпринимать незаконные действия. Зачастую они удовлетворяются тем, что объявляют об угрозе. Если население живет в состоянии тревоги, их цель уже достигнута. Это коварная стратегия. Ведь сея тревогу, они одновременно внушают недоверие по отношению к большей части мусульман, которые мирно проживают во Франции. Таким образом, они фактически создают невидимую стену вокруг мусульманской общины Франции и вынуждают ее замкнуться на себя, разжигают межэтническую и межрелигиозную ненависть. Следует крайне серьезно относиться к такому словесному терроризму, потому что он разрушает саму социальную ткань французского общества. Взрыв бомбы – это пароксизм терроризма, но повседневная атмосфера террора куда эффективнее для разрушения нашего образа жизни.
Грошовый террор
– Вы говорите, что программы типа Али Баба пока не применяются в охоте за террористами. И вы критически настроены в отношении техники профилирования. Но все-таки эта техника показала свою эффективность в поиске серийных преступников. Неужели невозможно установить профили тех, кто с наибольшей вероятностью может оказаться в сетях террористов, и «приглядывать» за ними?
– Но можем ли мы требовать от людей, чтобы они сообщали нам о своих политических, религиозных и моральных предпочтениях? Мы сразу придем в противоречие с конституцией, которая запрещает ставить на учет подобного рода сведения.
– Вы хотите сказать, что такая служба, как Служба внутренней безопасности, которая обязана поставлять властям сведения о настроениях во французском обществе, не имеет подобных картотек?
– Агенты этой службы могут взять на заметку какие-то публичные выступления или проповедь в мечети, но ни в коем случае не могут брать на заметку взгляды или верования. Это республиканская полиция, и ее агенты могут брать на заметку только неоспоримые факты, которые они могут засвидетельствовать на суде. Все остальное – вне их компетенции. В этом и состоит дилемма. Подлинная, эффективная борьба с терроризмом требует, чтобы мы принимали подобные меры. Однако если мы начнем их принимать, нам придется изменить сам тип нашего общества – перейти от демократии к тоталитаризму.
– Стало быть, коренной француз, который перешел в ислам и регулярно ходит в мечеть, даже если он работает в такой стратегической области, как ядерная энергетика, останется вне поля зрения «компетентных органов», покуда он публично не высказывается?
– Совершенно верно. Точно так же как протестант, буддист или коммунист. Это их личное дело.
– Ну а если человек посещает такую страну, как Пакистан или Афганистан, где существуют лагеря для обучения террористов?
– Такой факт действительно может быть взят на заметку. Хотя никаких автоматических выводов из визита в страну, где действуют вооруженные исламистские группировки, сделано не будет. И, разумеется, этот факт не имеет ни малейшей юридической силы. Просто рано или поздно он может оказаться в цепи других...
– Есть еще одно обстоятельство, которое заинтриговало меня в вашей книге. Вы описываете, что сразу после убийства английского специалиста по исламу мировые цены на нефть вырастают, словно в предвидении большого теракта. Подобного рода движения биржи наблюдались и в действительности, в частности перед 11 сентября 2001 года. Значит ли это, что у террористических организаций есть агенты на биржах, которые могут сыграть в нужный момент и заработать гигантские суммы?
– В отношении терактов 11 сентября, американцы провели большое расследование. Действительно, за несколько часов до этих терактов были произведены биржевые операции, которые могли бы быть так интерпретированы. Но решающих доказательств не удалось обнаружить. Конечно, ужасно, если террористы могут использовать собственные злодеяния для финансирования своей дальнейшей деятельности. Однако это не главное. Подлинный ужас состоит в том, что сегодня теракт можно совершить буквально за несколько десятков долларов.
– То есть?
– Вы можете спокойно посетить сайт в Интернете, где найдете инструкции, как собрать бомбу за 35 долларов. Именно такова стоимость материалов для изготовления взрывчатки, способной разрушить «Боинг» в полете. С 350 пассажирами на борту. Это то, что собирались совершить исламские террористы, перехваченные минувшим летом британскими спецслужбами.
– Я все же предполагаю, что люди, которые посещают подобные сайты, будут взяты под наблюдение полиции.
– Проблема в том, что те, кто посещает эти сайты, не будут взрывать бомбы. В международном терроризме существует международное разделение труда. На одного террориста, который действительно осуществит теракт, работают десятки людей в разных концах света. Даже различные компоненты взрывчатки, сами по себе безобидные, будут закупаться в разных странах. Таким образом террористические сети избегают концентрации сведений о ее членах в руках спецслужб одной страны.
– Но террористам все же нужны деньги для снятия конспиративных квартир, передвижений по миру и тому
подобное.
– Посмотрите на личности смертников в терактах 11 сентября. Им не нужны были деньги, потому что у них были профессии, была хорошая работа, они были хорошо устроены. И одевались они по-светски, и бороды не носили, и с бородачами из мечетей не общались. Это были настоящие профессионалы терроризма, как и персонажи моей книги.
– Вы придумали остроумный способ, как взорвать АЭС. Террористы крадут бетономешалку, которая подает особый раствор для починки пробоин в плотинах. Они намереваются забить систему охлаждения реактора и таким образом вызвать взрыв. А на самом деле наши АЭС в безопасности?
– Несчастный случай, как в Чернобыле или на Три Майл Айленде, исключить полностью нельзя, хотя системы безопасности с тех пор значительно улучшились. Мой раствор «бурдиолита», которым латают плотины, – разумеется, чистая выдумка. Но люди с дьявольским умом могут придумать нечто невообразимое. А наша задача – чудовищно сложная в условиях демократии – это нечто предвосхитить.
Любое использование материалов запрещено без письменного разрешения редакции сайта новостей ISRA.com.
