В гражданском суде Хайфы слушается уникальное дело: родители трехлетней девочки подали иск от имени своей дочери, претендуя на получение компенсации размером в пять миллионов шекелей.
В материалах делах, представленных в суд, присутствует множество медицинских справок. Согласно им на двадцать четвертой неделе беременности будущая мама прошла подробнейшие проверки для выявления возможных врожденных аномалий у плода. Анализы, к несчастью, подтвердили: у будущего ребенка имеются тяжелейшие и необратимые генетические отклонения. Консультанты, к которым обратились родители, порекомендовали подать заявление в специальную комиссию при министерстве здравоохранения для получения разрешения на прерывание беременности в условиях больницы.
В комиссии врачи и социальные работники, взвесив все обстоятельства дела и оценив последствия рождения неблагополучного ребенка, разрешают или запрещают аборт. К удивлению и огорчению обратившихся в комиссию родителей, им отказали в праве проведения названной операции, и на свет появилась девочка с тяжелейшими и неисправимыми пороками: у нее не функционирует одна почка, она почти не слышит и не видит. И этим не ограничиваются ее страдания. Пять первых месяцев мать и ребенок провели в больнице из-за тяжелого состояния младенца. Жизнь семьи изменилась отчаянно раз и навсегда. Будущее видится ужасным. Содержание ребенка-инвалида стоит в нашей стране, как и повсюду в мире, очень дорого. Все средства семьи уходят на то, чтобы как-то облегчить ее состояние, хотя сделать девочку совершенно здоровой не в состоянии никто. "Я люблю свою дочь, но утверждаю, что этот ребенок не имел права родиться", - говорит отец. Адвокат семьи утверждает, что министерство здравоохранения нарушило собственные стандарты, согласно которым обнаруженные врожденные патологии – достаточная причина для прерывания беременности. Повзрослев, девочка, к ужасу своему, поймет, что она лишь трагическая "жертва аборта" и что сами родители сожалеют о ее появлении на свет. Эта жесткая этическая ситуация показалась мне заслуживающей общественное внимание. Что думают по этому поводу те, кто по долгу службы оберегают права малолетних детей?
Послушаем Хану Дашевскую, сотрудницу Всеизраильского общества защиты детей.
- Насколько неожиданным кажется вам, человеку, наблюдавшему тысячи тяжелейших житейских историй, подобное обращение в суд?
- Мне кажется, что юридическое решение проблемы рождения детей-инвалидов назрело, хотя я и не завидую тому судье, которому предстоит вынести вердикт. Ныне в корне меняются представления о том, что этично, а что нет. Эпоха интернета, новейших компьютерных технологий и точнейших дигитальных обследований поставила вопросы, которые еще недавно в голову никому не приходили при решении судьбы плода. Прежде всего задумывались, а будут ли у ребенка папа и мама, и если ему суждено иметь только маму, то справится ли она с его воспитанием, достаточная ли у нее для этого экономическая база, по плечу ли ей педагогические обязанности и не окажется ли будущий ребенок выброшенным на улицу. Если ей шестнадцать лет или она социальный случай, то, конечно, все говорило за аборт. Что касается пороков в развитии плода, врожденной инвалидности, то еще совсем недавно это воспринималось как крест, который должна нести несчастная мать. Ультразвук для обследования, если и применяли, то где-то в самом конце беременности, чтобы определить пол ребенка. А о точном диагностировании пороков и речи не было. Рожали и уже потом смотрели, что получилось.
Генетические пороки, болезнь Дауна встречались повсюду и раньше, но нынешняя ситуация поставила жесткую моральную проблему: кто в праве лишить будущего ребенка жизни, если у него проблема с почками или пониженное зрение. Кто должен взять ответственность на себя и определить, что такой ребенок не имеет права на жизнь.
- Вам в вашей практике приходилось сталкиваться с подобными этическими трудностями?
- Да, однажды ко мне пришла посетительница в слезах. "Я родила двух мертвых детей, - убивалась она. – Но, к сожалению, не спросив меня, их оживили. Два моих сына остались жить, они растут, но они никогда не будут нормальными людьми, у обоих значительное отставание в развитии, прежде всего, в умственном. Моя жизнь сломана навсегда, я должна свыкнуться с мыслью, что воспитываю двух, по сути, дебилов, не зная для кого и для чего. У меня пожизненное горе. Муж, увидев, каких детей я ему родила, ушел, и я осталась одна. Представить, что кто-то захочет теперь на мне жениться – невозможно. Работаю я неполноценно, потому что все мысли с моими несчастными детьми. Ни сил, ни денег на их воспитание у меня нет. А ведь если бы врачи в родильном зале не стали самовольничать и делать то, о чем я их не просила, то есть применять методы искусственного оживления и спасать мертворожденных, моя участь могла бы быть гораздо лучше. Мало ли было в прошлом ситуаций, когда женщины рожали мертвых детей, а через год-другой снова беременели и рожали нормальных, здоровых малышей. Может быть, и я, не прояви медики чрезмерную заботу, пережив горе, стала бы счастливой матерью здорового ребенка".
Выслушав эту женщину, я попыталась сделать единственное, что было возможно в этой ситуации: обзвонила различные благотворительные фонды, которые помогают родителям детей-инвалидов, чтобы раздобыть для этой женщины хоть немного дополнительных денег. Но главный вопрос не оставлял меня в течение многих месяцев: а действительно, имел ли профессиональное право врач, бросившийся спасать бездыханных новорожденных, не поступить таким образом? И была ли мать в тот момент в состоянии осознать, что ей выпадает в жизни, и потребовать прекратить спасать детей?
Наши матери и бабушки были счастливее, хотя бы в том, что им действительно не приходилось решать эту проблему. Родившийся мертвым, таковым и оставался, и единственной этической проблемой было, отдать ли трупик на исследование, чтобы предупредить повторение печального инцидента в будущем, или просто похоронить и жить дальше. Теперь – иначе. И все-таки я думаю, что преимущественное право решения должно принадлежать родителям, потому что эту тяжкую ношу предстоит нести им, а не кому-либо другому. И далеко не у всех есть для этого душевные и физические силы, не говоря уже о материальных возможностях.
- А если действительно семья не способна растить тяжелого инвалида, государство может взять его на себя?
- Да, в Израиле существует возможность, по которой родители инвалида могут обратиться к социальному работнику и попросить оформить ребенка в специальное заведение. Но это тоже тяжко, потому что родителей не отпускает боль и тревога за судьбу своего чада. И все свободное от жизненных забот время многие из них проводят в этих заведениях, хотя наверняка хотели бы, как все остальные, жить в свое удовольствие. Мне трудно комментировать конкретную ситуацию в Хайфе, но мне кажется, что государство в лице комиссии по прерыванию беременности, допустило драматическую оплошность, понадеявшись на то, что все обойдется и родившегося ребенка полюбят, каким бы он ни был. Современная жизнь слишком сложна, и у родителей есть право воспользоваться всеми новейшими достижениями, чтобы в максимальной степени гарантировать себе рождение здорового малыша. Но еще раз повторю, я в этой ситуации судье не завидую.
"Новости недели"
При перепечатке вы обязаны указать, что впервые эта статья опубликована в газете "Новости недели" (Израиль)
Любое использование материалов запрещено без письменного разрешения редакции сайта новостей ISRA.com.
