Откровенный разговор с писателем Меиром Шалевом в преддверии выхода в России повести "Дело Габриэля Тироша", написанной его отцом.
Книги одного из ведущих израильских прозаиков наших дней Меира Шалева "Русский роман", "Несколько дней", "В своем доме в пустыне", "Эсав" и др. выдержали не одно издание в России, принеся автору заслуженную популярность. В то же время имя его отца, Ицхака Шалева, русскоязычноиу читателю почти ничего не говорит. Между тем, многие его произведения давно уже стали классикой израильской литературы.
В ближайшее время в Москве должен выйти в свет перевод повести Ицхака Шалева "Дело Габриэля Тироша". Действие разворачивается в 1936 году, когда Палестину захлестнула новая волна еврейских погромов и терактов, совершаемых арабами. В это время в школе и появляется новый учитель истории - Габриэль Тирош. В течение короткого времени он становится непререкаемым авторитетом для учеников выпускного класса. Передав им свое видение истории еврейского народа, показав, что события прошлого являются ключом к решению проблем дня сегодняшнего, Тирош создает из учеников боевую группу, которая начинает проводить ответные теракты против арабов. Во время очередного выхода на задание 17-летняя Айя, заслонив своим телом учителя, получает смертельное ранение… Габриэль Тирош отправляется в одиночку мстить за смерть девушки и погибает от рук арабов. Книга "Дело Габриэля Тироша" вот уже в течение многих лет является настольной для правонастроенной молодежи Израиля. И тем интереснее было поговорить о ней с Меиром Шалевом, придерживающимся совершенно отличных от своего отца политических взглядов…
- Господин Шалев, как вы восприняли известие о том, что в России собираются издать перевод книги вашего отца?
- Это был приятный сюрприз. Очень приятный…
- Вас не удивило, что издатели выбрали именно эту книгу, столь круто замешанную на наших ближневосточных реалиях, что стороннему человеку трудно разобраться во всех политических конфликтах и спорах, которые ведут между собой ее герои?
- Должен сказать, что мой отец был прежде всего поэтом - и в свое время очень популярным. Однако не секрет, что популярность поэзии у читателя и ее влияние на общество в последние десятилетия значительно снизились во всем мире, в то время как хорошая проза по-прежнему востребована. Помимо "Дела Габриэля Тироша" мой отец написал еще два прозаических произведения, но "Дело…", несомненно, является самым удачным. У этой книги оказалась долгая жизнь: написанная в 1965 году, она издается вновь и вновь, и каждый раз после ее очередного переиздания вспыхивает бурная общественная дискуссия. И, думаю, что тот, кто решил перевести ее на русский язык, тем самым доказал, что хорошо знаком с историей израильской литературы и обладает хорошим литературным вкусом. Словом, российский издатель этой книги принял верное, хотя и… несколько рискованное решение.
- Насколько личность отца, атмосфера в вашей семье повлияли на ваш выбор жизненного пути, сформировали вас как писателя?
- Стоит, наверное, сказать, что я и моя ближайшая родня появились на свет благодаря переплетению двух очень несхожих семейных ветвей. Семья матери, корни которой уходят в Украину, из поколения в поколение рождала крепких хозяев, твердо стоящих на земле и точно знающих, чего они хотят от жизни. Семья отца, берущая свои истоки в России и Польше, напротив, из поколения в поколение состояла сплошь из людей книжных, кабинетных ученых. Вот так и получилось, что мой отец был учителем и поэтом, мой брат Мордехай стал известным литературным критиком, второй брат – историк, автор известного исследования по истории Иерусалима; сестра – редактор в известном издательстве, ее дочь и моя племянница – замечательная, на мой взгляд, писательница и переводчик. А вот племянник у меня – математик, но и он недавно выпустил свою первую книгу…
- Похоже, страсть к писательству у вас в семье – что-то вроде наследственной болезни…
- Можно, наверное, сказать и так… Разумеется, у нас в доме была большая библиотека, в нем часто собирались люди пишущие, все разговоры крутились вокруг новых книг, стихов, литературного мастерства и т.д. Книги были для нас высшей ценностью. Чистоте и богатству нашего разговорного языка придавалось огромное значение. В три года дети в нашей семье обязаны были уметь читать и писать – как этого требует еврейская традиция, и как это сегодня умеют дети, обучающиеся в хедере. И, безусловно, вся эта атмосфера повлияла на сделанный мной и моими братьями и сестрой жизненный выбор. В то же время отец никогда не давил на меня и на других детей, подталкивая нас к писательскому ремеслу, никогда не говорил о такой возможности вслух… Он дал мне полную свободу выбора, и я перепробовал множество профессий, был шофером "скорой помощи", много лет отдал газетной и телевизионной журналистике. Писать я начал довольно поздно: моя первая книга, "Русский роман", вышла, когда мне было сорок. И лишь после того, как я увидел лицо отца, когда он держал в руках эту книгу, я понял, насколько он доволен тем, что я не нарушил семейную традицию.
- В каком возрасте вы в первый раз прочли "Дело Габриэля Тироша"?
- Мне было 16 лет, когда отец начал писать эту книгу. Закончив очередную главу, он усаживал нас всех на диване и читал вслух написанное, следя за нашим впечатлением от услышанного – точь-в-точь, как Шолом-Алейхем в свое время решил сделать членов своей семьи первыми читателями его гениального "Мальчика Мотла". Это был первый опыт отца в прозе, и он очень волновался. Ведь он уже побирался к 50-ти, и его – неисправимого романтика и идеалиста – года стали клонить к суровой прозе…
- А вы были тогда ровесником героев этой повести...
- Да. И уже поэтому я воспринимал написанное отцом совершенно иначе, чем он сам. Для отца важнее всего было представить в этой книге свои политические взгляды, убедить читателя в том, что наше мирное сосуществование с арабами на этой земле невозможно – и одновременно утвердить его в мысли, что мы имеем неотъемлемое право на все земли, принадлежавшие нам в древности… Именно поэтому он старался так тщательно передать атмосферу и ощущения евреев во время арабского восстания 1936 года, сопровождавшегося кровавыми терактами. Напомню: на дворе был 1965 год, до Шестидневной войны оставалось два года, а отец яростно ратовал за "единую и неделимую Эрец-Исраэль". Но мне лично весь этот политический фон, все страницы, посвященные противостоянию евреев и арабов, были неинтересны. Для меня это была, прежде всего, история любви подростка к своей однокласснице, которая, в свою очередь, влюблена в умного, обаятельного, харизматичного учителя, само воплощение еврейской мужественности. И эта история была близка и понятна моему сердцу, я с нетерпением ждал, когда отец напишет продолжение.
Я думаю, что психология семнадцатилетних, их взгляд на мир, всю сложность их личных взаимоотношений в "Деле Габриэля Тироша" переданы предельно точно. С одной поправкой: для того времени. В наши дни молодежь живет иными интересами, да и психология у нее совершенно иная. Хотя, конечно, есть моменты, неразрывно связанные с самой человеческой природой и остающиеся неизменными на протяжении тысячелетий. И все же время берет свое… Согласитесь, в наше время трудно найти учителя, который был бы способен так влиять на своих учеников, как Габриэль Тирош. Изменилось время – и не стало таких учителей…
- Откуда у вашего отца было такое знание юношеской психологии?
- Ну, как я уже сказал, он был учителем – и хорошим учителем. И, соответственно, повседневная жизнь школы, взаимоотношения между старшеклассниками, между школьниками и учителями были частью его жизни.
- Кстати, какой предмет он преподавал?
- ТАНАХ.
- Он был религиозным человеком?
- Нет, что вы, совершенно светским! И нас, своих детей, он тоже воспитал в таком духе. Но вместе с тем он был блестящим знатоком ТАНАХа, считал, что эта книга имеет непреходящую национальную и историческую ценность и что каждый еврей должен быть знаком с ее текстом. Он проводил уникальные, захватывающие экскурсии по библейским местам, во время которых перед нами или его учениками едва ли не в буквальном смысле этого слова оживали страницы Книги Книг…
- То есть он делал то же самое, что и его герой – учитель Габриэль Тирош! Не является ли тогда эта книга своего рода беллетризованной автобиографией? Или даже более того – документальной повестью?
- Нет, ни в коем случае. Весь ее сюжет выдуман от начала до конца…
- Но вы не будете отрицать, что многие черты Габриэля Тироша совпадают с чертами личности вашего отца? Да и поступки тоже…
- Определенное совпадение, возможно, есть. Но Тирош был практиком, человеком, который в конце концов взял в руки оружие и пошел сводить счеты с арабами. Отец же по натуре был теоретиком, никогда не пробовавшим воплотить свои убеждения в реальные действия…
- То есть главный герой повести, решивший ответить на арабский террор еврейским – это, по сути дела, некий идеал, тот человек, которым хотел бы стать Ицхак Шалев в реальности, но так и не стал им?
- Возможно, хотя у меня нет ответа на этот вопрос. Наверное, его следовало бы задать самому Ицхаку Шалеву, но теперь у папы уже ничего не спросишь… В то же время я хочу подчеркнуть, что сюжет "Дела Габриэля Тироша" довольно жизненный: в те годы подростки уже в 16-17 лет активно включались в деятельность еврейских подпольных организаций. И никто не видел в этом чего-то экстраординарного… Разноплановость книги, ее несомненные высокие художественные достоинства и обусловили то, что она сразу же после своего выхода в свет стала бестселлером. Молодежь и подростки увидели в ней книгу о самих себе, о своих метаниях и проблемах. Люди постарше – прекрасное воссоздание еще памятных им событий и, одновременно, явно и ярко выраженный политический заряд, декларацию правых политических взглядов ее автора. Сам выход книги сопровождался грандиозным политическим и литературным скандалом: "Дело Габриэля Тироша" первым выпустило в свет издательство "Ам овед" ("Рабочий народ"), находившееся под полным контролем левых партий и Объединенного профсоюза. Никто не понял, как такое левое издательство позволило себе выпустить столь "правую" книгу. Но мгновенно вспыхнули споры о том, должно ли было оно выпускать такую книгу и стоило ли вообще разрешать "Дело Габриэля Тироша" к печати. Сам же отец считал, что написал удачный политический роман и страшно этим гордился…
- А что думает по поводу этой книги писатель Меир Шалев?
- Я по-прежнему считаю, что основная ее сила заключена в драматической и правдивой любовной истории. Еще я глубоко убежден, что писатель Ицхак Шалев одержал сокрушительную победу над Ицхаком Шалевом-человеком и его личными политическими взглядами. В результате в книге возникла та самая неоднозначность, которая является неотъемлемой чертой подлинной литературы. Читатель сам должен вынести свое мнение о Габриэле Тироше, решить, кем тот являлся – национальным героем или безответственным типом, в результате авантюрного поведения которого погибла его ученица – замечательная, умеющая искренне любить и чувствовать девушка Айя…
- Вы сегодня являетесь одним из убежденных сторонников левого лагеря в израильской политике. Как получилось, что ваши взгляды настолько разошлись с взглядами отца?
- Как я уже сказал, мой отец был последовательным сторонником идеи единой и неделимой Эрец-Исраэль. В детстве он водил нас на экскурсии к тогдашней границе, разделявшей Иерусалим, показывал издали могилы Рахели, Йосефа, пророка Шмуэля и говорил, что все это когда-нибудь должно вновь принадлежать еврейскому народу. Так как он говорил все это необычайно страстно и красиво, то все это, разумеется, оставляло след в наших душах. Даже в моей, хотя я всегда был равнодушен к политике… Но все это были лишь теоретические рассуждения, и именно так я к ним тогда и относился. Однако Шестидневная война перевела их во вполне практическое русло. Я встретил эту войну на Голанах, а уже после ее окончания мой полк был переброшен в только что оккупированные Иудею и Самарию. И когда я видел своими глазами Шхем, Дженин и Рамаллу, я понял, что даже если отбросить в сторону все рассуждения о гуманизме, противозаконности оккупации и т.д. и прислушаться только к голосу разума, то становится ясно, что мы не в состоянии удержать за собой эти земли. Повторю: даже если отбросить в сторону все высокие слова, с чисто практической точки зрения нас слишком мало, чтобы мы могли удержать под своей оккупацией какой-либо другой народ. И уже тогда я понял, что лучшее, что можно сделать – это немедленно, как можно скорее вернуть эти оккупированные земли королю Иордании и Египту – и пусть они разбираются с их населением! Вернуть до последнего сантиметра!
- Но ведь пытались вернуть, однако арабы не захотели принять их в обмен на полноценный мир с Израилем…
- Потому что плохо пытались. Потому что на самом деле никто ничего не хотел возвращать. В какой-то момент и правые, и левые оказались в эйфории, всем казалось, что на их глазах сбываются библейские пророчества. Многие цитировали старые стихи отца о том, что мы еще вернем себе всю Эрец-Исраэль, и называли его пророком. Отец, разумеется, тоже пребывал в эйфории. И когда я приехал в свой первый после войны отпуск, он за столом поднял бокал и произнес какой-то напыщенный тост. И тут я не выдержал. "А тебе не кажется, что вы откусили кусок, который никогда не сможете проглотить?" – спросил я отца. В тот день мы всерьез поссорились и не разговаривали друг с другом в течение нескольких месяцев. Наша ссора усугубилась после того, как в газете было опубликовано мое стихотворение, в котором я заявлял, что ни одно святое место не стоит жизни наших солдат. Это была моя первая публикация, но вместо того, чтобы поздравить меня с ней, папа впал в ярость, и дома разразилась очередная буря. Потом, спустя какое-то время, я увидел в газете новое стихотворение отца. Нужно сказать, что он активно занимался поэтической публицистикой в духе Маяковского или Евтушенко, но при этом был очень тонким лириком. Как-то, во время передышки, которую нам дали командиры на очередных боевых учениях, я открыл свежую газету и увидел там его стихотворение о любви. Я тут же написал ему письмо о том, что меня искренне порадовало, что он вернулся к любовной лирике. После этого мы снова стали разговаривать друг с другом, но договорились, что никогда не будем спорить о политике – только о литературе и ТАНАХе. И оба оставались верны этому договору до его последнего дня… И до последнего дня мы были очень близки с чисто человеческой точки зрения.
- Сегодня у вас не возникает мысли, что ваш отец был все-таки в чем-то прав?
- Ни в коем случае! Я твердо убежден, что если бы мы вышли с оккупированных территорий еще до того, как на них начали строить поселения, сегодня все было бы иначе. Иной была бы ситуация вокруг Израиля, иным было бы отношение к нам мирового сообщества. Но в 1967 году так считали немногие. Однако среди тех, кто считал точно так же, как и я, были Давид Бен-Гурион и Иешаягу Лейбович. Так что я нахожусь в очень хорошей, на мой взгляд, компании. Кстати, "Дело Габриэля Тироша" – одна из самых любимых книг израильской правонастроенной молодежи. И каждый раз после ее очередного переиздания юноши и девушки закидывают меня гневными письмами о том, как у такого прекрасного папы мог родиться такой неправильный сын. И я отвечаю им, что в нашей семье всегда был принят плюрализм в политических взглядах: все родственники моего отца были "правыми", все они входили в такие организации как ЭЦЕЛ и ЛЕХИ, в то время как вся родня матери, наоборот, придерживалась левых политических взглядов. Кстати, я никогда не пытался привнести свои политические убеждения в свои книги. Потому что самое глубокое мое убеждение заключается в том, что любая политическая окраска категорически противопоказана подлинной литературе.
- А каких взглядов придерживаются ваши дети?
- О, они еще более левые, чем я. Но в то же время куда более равнодушные. Порой мне кажется, что им вообще нет никакого дела до того, что происходит в стране…
- И в этом, на мой взгляд, и заключается одна из самых больших проблем израильских левых. Если ваше поколение еще связано с корнями, историей и культурой своего народа, то ваши дети воспринимают это как нечто совершенно чуждое. Им куда ближе западные идеалы и ценности, чем идеалы и ценности того народа, к которому они принадлежат по крови. И это – прямое следствие вашего воспитания!
- Нет, это – прямое следствие оккупации! Прямое следствие того, что еврейские национальные ценности, еврейская культура начала отождествляться с оккупацией и религиозным засильем, которые неприемлемы для левонастроенной молодежи. Не будь поселенцев и религиозного засилья, - и наша молодежь относилась к иудаизму и еврейским ценностям совершенно иначе. Лично для меня ТАНАХ – самая великая книга всех времен и народов, которую я постоянно перечитываю и в которой нахожу подтверждение многим своим мыслям и даже развитие их. Впрочем, ТАНАХ - такая книга, что каждый найдет в ней подтверждение своим мыслям. Но я всегда говорил, что ошибка еврейского народа в том, что он предпочел ритуальный иудаизм Шмуэля и Эзры моралистическиу, подлинно гуманному иудаизму Амоса, Иешаягу и Ирмиягу. А для меня настоящими евреями являются именно эти трое, с их проповедью социальной справедливости и терпимости к иноверцам, а не фанатики Эзра и Шмуэль.
- А как вы расцениваете то, что происходит в Израиле сегодня?
- Я думаю, сейчас мы как раз и расплачиваемся за все десятилетия оккупации. Цена оказалась колоссальной – общество явно переживает кризис, его институты вдруг оказываются нежизнеспособными, его моральное состояние оставляет желать много лучшего. Даже наша армия не оправдывает возлагавшихся на нее всегда надежд. К примеру, мы просто обязаны были победить в последней ливанской войне – и не победили! А почему? Да потому, что армия в последние десятилетия вместо того, чтобы воевать, занималась исключительно полицейскими функциями: ловила террористов, устраивала проверки на КПП…
- …Вышвыривала евреев из Гуш-Катифа…
- Ах, оставьте! За два месяца армию не деморализуешь. Плохо то, что поселения, которые возникли за это время в Иудее и Самарии уже не снесешь...
- Господин Шалев, похоже, вы находитесь в состоянии депрессии...
- Можно сказать и так. Речь идет не о клинической депрессии - я вообще по натуре не склонен предаваться унынию, хорошо сплю, неплохо ем, не жалуюсь на здоровье. Но когда я начинаю думать, что ждет страну дальше, я и в самом деле начинаю испытывать чувство безысходности. Потому что без этой страны я себя просто не представляю…
- И последний вопрос: а почему, собственно говоря, далекий от израильских реалий российский и – шире – русскоязычный читатель должен захотеть прочесть повесть "Дело Габриэля Тироша"?
- Прежде всего, потому, что это прекрасный рассказ о любви, способный тронуть любое сердце. Потому что он написан подлинным мастером слова, чьи метафоры точны и неожиданны, а образы полны жизненной правды и силы. Потому что в этой книге поднимаются вечные вопросы о том, что такое подлинная любовь, мужество, преданность, духовность. О том, до каких пор простирается право человека распоряжаться чужими судьбами… Это – хорошая, добротная книга. И мне лишь остается надеяться, что переводчику удалось донести до русскоязычного читателя всю ее мощь и художественные достоинства.
"Новости недели"
При перепечатке вы обязаны указать, что впервые эта статья опубликована в газете "Новости недели" (Израиль)
Любое использование материалов запрещено без письменного разрешения редакции сайта новостей ISRA.com.
