Израильская полиция: взгляд изнутри
20.03.2007 | 23:59
Григорий Кульчинский, Вести
Я сейчас вам скажу странную вещь, только держите себя в руках - в задачу израильской полиции не входит раскрытие неочевидных преступлений.
Мой собеседник - адвокат Алекс Раскин. Проживает в Хайфе. Репатриировался в 1990 году из Горького. 48 лет, женат, двое сыновей. Старший - студент подготовительного отделения юридического колледжа в Нетании, младший служит в ЦАХАЛе, в авиации, жена - музотерапевт в системе специального образования для больных детей.
С 1979 по 1989 год работал в милиции в должности участкового, инспектора уголовного розыска, следователем, потом - адвокатом.
- Алекс, как началась олимовская жизнь на исторической родине?
- В 1990 году под бодрые звуки «Хава нагила» я приземлился в аэропорту Бен-Гурион. И сразу, без раскачки приступил к труду. Начал с уборки и мытья подъездов, потом пошел на повышение - санитаром в учреждение для больных детей. В 1991 году призвался в израильскую полицию.
- Вот так сразу? Связи были большие или...
- Или. Случай, везение, удачное стечение обстоятельств - считайте как хотите. Служил в отделе разведки полиции Хайфы, затем - координатором отдела разведки Северного округа. В 1998 году создавался отдел для борьбы с международной преступностью. Меня пригласили на должность ответственного сотрудника отдела разведки. В 2000 году сдал экзамен и получил адвокатскую лицензию. Кстати, в Израиле адвокат - не специальность, не название должности защитника, как это было в СССР, а членство в коллегии адвокатов, которое дает право занимать юридические должности, такие, как прокурор, судья или собственно защитник. Я стал работать в отделе обвинений полиции - представлял обвинение от имени государства в судах Хадеры и Хайфы. Это тоже чисто израильская особенность, своего рода прокурор от полиции по делам, где наказание не превышает семи лет. В 2003 году перешел в созданное тогда Управление полиции Северного округа по борьбе с мошенничеством и коррупцией, был ответственным за разведывательную работу. Там и служил до самого недавнего времени. Вышел на досрочную пенсию и открыл адвокатский офис.
- Что-то слишком много мест работы вы сменили... В Союзе таких называли летунами.
- В израильской полиции, да и в армии - это норма: отслужил три года, и переводят на другое место. Я же все время служил в одном месте, в полиции. Речь шла о продвижении в должностях. Я по натуре человек, которому все время надо куда-то двигаться, искать новое применение, что-то покорять. На досрочную пенсию ушел по той же причине, почувствовал, что исчерпал себя на этом поприще.
- Хорошо, будем считать вступление законченным. Переходим к делу. Итак, рядовой гражданин обращается в полицию. Ну, скажем, квартиру обворовали. Или мобильник у ребенка на улице вырвали. Или сосед хулиганит, а сладить с ним невозможно. В машине стекла разбили...
- Начну издалека. Основой любой полиции является патрульная служба. Это, если хотите, скорая полицейская помощь. Они первыми реагируют, во всяком случае должны реагировать, на проявления уличной преступности, они решают острые конфликты между гражданами, оберегают тишину и покой на улицах и в домах, дают гражданам ощущение безопасности. В подавляющем большинстве случаев именно по патрульной службе человек судит о работе полиции вообще.
Так вот, в нашей полиции патрульная служба практически развалена. Здесь просто никто не хочет служить. Нагрузки большие, работа тяжелая, в три смены, людей не хватает, после ночи иногда приходится выходить в вечернюю смену... А зарплата ничем не отличается от других. Все это привело к тому, что опытный квалифицированный работник при первой же возможности переходит на более спокойное место. Кто остается? Волонтеры-добровольцы. Они тоже ходят в форме и выделяются разве что преклонным возрастом. Солдаты и солдатки, которые проходят здесь срочную службу вместо армии. Эффективность их работы, на мой взгляд, крайне низка. Ну, пришел парень или девушка на два-три года, заранее зная, что в полиции он не останется - нет желания, да и возможность призваться в полиции минимальна. Многие из них только и мечтают отбарабанить свой срок и забыть о полицейской службе как о некоем случайном недоразумении в своей жизни. И потом, разве в состоянии восемнадцатилетние патрульные, фактически подростки, трезво оценить сложную ситуацию, быть судьями в конфликте? С их-то жизненным опытом, с их-то знаниями, с их-то эмоциями?
Теперь о количестве. Всю Хайфу обслуживают примерно 5-7 патрульных машин, работающих в три смены, каждая закреплена за отдельным участком. Вызовов много, пока занимаются одним, «горит» в другом месте. Не разорваться же им! Вот и получается, что человеку нужна срочная помощь, а среагировать некому. Куда-то прибыли с большим опозданием, куда-то не доехали вообще. Я хочу подчеркнуть и буду возвращаться к этому еще неоднократно: корень проблемы не в людях, дело в системе, в порочной структуре, в недостаточной организации.
- А если случается что-то из ряда вон выходящее - убийство, изнасилование?
- При крупных подразделениях (а их не так много) есть оперативно-следственные группы. Они занимаются раскрытием убийств или иных особо тяжких преступлений по конкретному приказу руководства. Но ведь мы начали вести речь о рядовом гражданине, а он чаще всего сталкивается с квартирной кражей, грабежом, угоном автомобиля, карманной кражей... А именно эти преступления никто не расследует, нет такого органа в израильской полиции.
- Возьмем самый распространенный случай - приходит человек с работы, а дверь взломана, квартира обчищена. Он, разумеется, звонит в полицию, ему отвечают, мол, ничего не трогайте, ждите, завтра к вам придет криминалист искать отпечатки пальцев. Действительно, назавтра криминалист приходит. Потом гражданина приглашают в отделение полиции, где на скорую руку составляют протокол и предлагают ждать. Ожидание это, как правило, затягивается до бесконечности, а потом оказывается, что дело сдано в архив и обращаться просто не к кому.
- Я сейчас вам скажу странную вещь, только держите себя в руках. В задачу израильской полиции не входит раскрытие неочевидных преступлений.
- ???
- Да-да, именно так. Кто занимается квартирными кражами? Как я уже говорил, никто. И не потому, что не хотят, а потому, что некому. Здесь просто нет службы, отвечающей за раскрытие подобных преступлений. Поиск свидетелей, изучение вещественных доказательств, проведение оперативно-розыскных мероприятий - это все было там, в советском уголовном розыске. Здесь есть понятие «билуш», что переводится как «сыск», но занимаются люди совсем другим. Они могут выполнять какие-то конкретные разовые задания - произвести обыск или посидеть в засаде по какой-то информации, полученной от разведки; патрулировать улицы в цивильной одежде; их задача в таких случаях - реагировать на горячие сигналы: например, поступили сведения, что в такую-то квартиру сейчас ломятся злоумышленники. Тогда они приедут. Если, конечно, не будут заняты в другом месте. Существует еще специализированный «билуш», который, к примеру, занимается наркоторговцами, проституцией, игорным бизнесом. Но никто не занимается раскрытием и расследованием уже совершенных преступлений.
- То есть и разговор в полиции, и визит криминалиста, и протокол - чистой воды очковтирательство ?
- Самое интересное, что все делается строго по правилам. Повторю: так построена структура. Дело официально закрывается с формулировкой «преступник не найден». Вы зря удивляетесь.
- Но полиция для того и существует, чтобы искать этого преступника.
- Это вы так считаете, это я так считаю. А в Израиле его никто не ищет. Представьте, приходит больной к врачу, а тот отвечает: «Не буду вас лечить, я не знаю, чем вы больны». Там, в бывшем СССР, структура и организация милиции были куда более продуманными. Другое дело, во что ее превратили, милицию, и не только ее, а и всю страну. Уголовный розыск занимался именно раскрытием преступлений. Инспектор, впоследствии их стали называть оперуполномоченными, учился либо два года в средней, либо четыре года в высшей школе милиции. Изучал спецпредметы - уголовно-розыскное дело, криминалистику и т.д. Его учили раскрывать, расследовать преступления, а потом спрашивали с него «по полной программе». Насколько мне известно, подобным же образом работали и милиции стран Восточной Европы.
В Израиле спецкурсы составляют в лучшем случае несколько месяцев. Учат чему угодно, но не раскрытию преступлений. Я во время службы поднимал эту тему на разных уровнях, рассказывал, как было поставлено дело в Союзе. Меня слушали, понимающе кивали и... все. Кстати, несколько лет назад я беседовал со своим американским коллегой из одного из южных штатов, так, оказывается, у них тоже занимаются только раскрытием очевидных убийств.
- А если сравнить «тутошнее» следствие с «тамошним»? Неужто в Израиле ничего нет положительного?
- Безусловно, есть. Пусть и не очень многое. Например, арестовать человека до суда здесь достаточно сложно. Разве что он подозревается в совершении серьезного преступления. В Союзе же, во всяком случае в мое время, за любую ерунду человека сажали на два месяца в следственный изолятор. Еще один положительный фактор - следователь, ведущий дело, не выносит обвинительное заключение, а передает все материалы в отдел обвинения. Обвинитель еще не видел подозреваемого, не общался с ним, поэтому он свободен от эмоций и предубеждений и может объективно анализировать материалы и принимать решение о дальнейшей судьбе дела. Во всяком случае, так должно быть.
- Алекс, мы ушли в сторону от квартирной кражи.
- Да, продолжим. Дело закрыто с формулировкой «преступник не найден» и сдано в архив. Отныне оно бесхозное, никто им не занимается, никто за него не отвечает. Если завтра случайно обнаружится что-то, имеющее отношение к этой квартирной краже, причем, разумеется, это обнаружит не полиция, то сообщить об этом просто некому. Вот конкретный и красноречивый пример. Из квартиры украден компьютер. И вдруг потерпевший увидел его в магазине. Ошибки не могло быть, там особые, известные только хозяину приметы. Гражданин спешит в полицию в надежде на то, что сей момент опергруппа - а таковой в структуре отделения просто не имеется - бросится по машинам и на всей скорости с сиреной и мигалкой помчится изымать украденный у него компьютер, а заодно и вычислит и арестует воров. Увы, не тут-то было. С ним просто никто не станет говорить, дело-то давно в архиве и никто за него не ответственен.
- Хорошо, а если у меня, к примеру, есть конкретные подозрения, скажем, на соседа с верхнего этажа? Я проходил мимо его открытой двери и увидел свою вещь.
- Предположим, что вы смогли убедить высокое начальство достать дело из архива и поручить его какому-то следователю. И даже, предположим в порядке невероятного чуда, что следователь... нет, не произведет обыск в его квартире - таких чудес не бывает, но хотя бы вызовет подозреваемого на допрос. В этом чудесном случае допрос будет состоять из двух фраз. Вопрос: «Ты совершил кражу из соседней квартиры?» Ответ: «Нет». Все, занавес закрывается. Следователь укоризненно посмотрит на вас, мол, что ж вы занятых людей по пустякам отвлекаете, и сдаст дело в архив. Теперь уже навечно.
- И это норма? Следователь делает все по правилам?
- Да, по тем правилам, по которым он привык работать. Могу рассказать еще один случай. Я тогда работал обвинителем, и это дело ко мне попало. У человека взломали квартиру, украли видеомагнитофон. Как отреагировала полиция, вам уже понятно. Через несколько дней потерпевший случайно «встретил» свой видик возле рынка «Тальпиот». Его продавал некий хмурый молодой человек. Ну, разумеется, владелец вещи тут же позвонил в полицию. Потом еще раз - результат нулевой. Видя, что помощи ждать неоткуда, он подошел к продавцу и потребовал вернуть украденное. Тут к разговору подключились еще трое «сопродавцов», и началась драка. Наш потерпевший, несмотря на малый рост и хрупкое телосложение, оказался боксером. Результат - три сломанные челюсти. А тут и вызванная им полиция подоспела. О квартирной краже, сданной в архив, никто и слушать не хотел, а на парня завели дело по факту причинения телесных повреждений и передали дело в суд. Много мне пришлось повозиться, чтобы он вышел из этой передряги с наименьшими потерями. Вернее, с наименьшими «приобретениями».
- Как обстоит дело с объективными показателями работы, например, статистикой раскрытия? Ведь существуют какие-то нормы, отчеты, показатели...
- Статистика есть, там масса всякой цифири, не имеющей отношения к раскрытию преступлений. Манипулируя этими «показателями», можно спокойно держаться на плаву. Есть, к примеру, пункт о количестве арестованных. Ну, это элементарно: в конце отчетного периода проводится облава в подпольном казино. На всех задержанных – а их много - оформляется протокол, и через несколько часов их отпускают. Хорошо улучшают статистику «очевидные» преступления. Или такой вариант, очень распространенный. Маразматическая старушка жалуется на свою домработницу или «метапелет», мол, украла у нее ценности. Вызывают домработницу, допрашивают ее в качестве подозреваемой, берут отпечатки пальцев, делают соответствующую запись в компьютере. Затем, как водится, дело закрывают «за отсутствием доказательств» или «как не имеющее общественного интереса». Все довольны. Хозяйка забыла про свою жалобу - маразм не шутка, полиция получила «раскрываемость», домработница рада, что ей поверили. Проблема возникнет тогда, когда эта домработница (а она, как правило, бывший врач, учительница, инженер) при устройстве на работу по специальности вдруг узнает, что у нее есть... уголовное прошлое. А стереть подобную запись крайне сложно.
Таким образом, приходим к выводу: полицейская статистика не имеет никакого отношения к реальности.
- А как обстоит дело с кадрами и их квалификацией ? Если статистика - фикция, то как можно судить об успехах или провалах полиции вообще, того или иного отдела, конкретного человека?
- С кадрами дело обстоит, если сказать кратко, плохо. Я уже об этом упоминал. Возьмем такую должность, как следователь. В Советском Союзе следователем мог быть только офицер с высшим юридическим образованием. В Израиле для этого считается достаточным пройти курс в течение нескольких месяцев. Количество следователей ограниченно, а число «очевидных» преступлений - про «неочевидные» мы уже говорили - настолько велико, что ни о каком качественном следствии речь идти просто не может. Несколько лет назад тут появился новый термин - «гейтинг», от английского «гейт» - ворота. Вся идея заключается в том, что теперь можно закрывать дела еще и по причине «отсутствия общественной значимости». В реальности это выглядит так. Человека избили, он идет в полицию в надежде найти защиту и справедливость. А ему отвечают: то, что тебя избили, - это, конечно, нехорошо и незаконно, но обществу нет до тебя никакого дела.
- Но ведь, извините, морду-то набили не абстрактному обществу, а конкретному человеку! Который, кстати, является членом этого самого общества...
- Совершенно верно. Но гражданин остается беззащитным, дело закрывается сразу по получении жалобы, без самой элементарной проверки. И это уже «прогресс», потому что я помню времена, когда подобные жалобы просто отказывались принимать. Этот «гейтинг» - вещь совершенно возмутительная и нетерпимая. Человеку отказывают в праве на элементарную защиту...
Я неоднократно говорил об этом на всех уровнях, но на меня смотрели как на ненормального. Ведь идея «гейтинга» подавалась как суперпрогрессивная: освободить полицию от «мелких» дел, чтобы она могла сосредоточиться на «крупных». По моему глубокому убеждению, «мелких» дел просто не бывает. За каждым из них стоит конкретный человек, имеющий полное право на защиту от любого посягательства на свое здоровье, честь и достоинство. И отказывать ему в этом от имени государства? Это уже, простите за каламбур, ни в какие ворота не лезет. Что-то я не заметил, чтобы полиция стала более активно заниматься «крупными» делами. В связи с этим даже гуляет шутка о том, что дело закрывается не столько «за отсутствием общественной значимости», сколько за отсутствием значимости для следователя.
- Весь наш разговор свернул на тему о том, что полиция не может того, не может сего. А что же она может ?
- Думаю, что немногое. К примеру, бороться со слабыми. Вот, например, печально известное дело фермера с юга страны. Его хозяйство неоднократно подвергалось нападению преступников, которые похищали ценное оборудование и скот. Никто не защитил его, а когда человек решил защитить себя самостоятельно и при этом убил одного из преступников, его тут же обвинили в умышленном убийстве, арестовали, посадили и все провели «по высшему разряду». Это у нас делается запросто. Если бы вы у меня спросили, кто сегодня боится полиции, то я думаю, что только добропорядочные граждане, которые по тем или иным причинам случайно оступились.
- В связи с этим хочу коснуться больной и болезненной темы: взаимоотношения полиции с «русской улицей».
- Выскажу свое мнение. На мой взгляд, тут нет конфликта структуры, скорее конфликт конкретных сотрудников. Это зависит от воспитания человека, уровня культуры, образования, кругозора, жизненного опыта. Ведь полиция - неотъемлемая часть общества, и если в нем существуют предубеждения и перегибы, то что вы хотите от полицейского? Он читает те же газеты, смотрит те же телепрограммы... А позиция израильских СМИ нам известна. Вспомните начало 90-х годов, когда чуть ли не ежедневно сообщалось о «русских» преступниках, «русских» проститутках, «русских» алкоголиках. Вот случай из тех времен. Задержана проститутка, в Израиле находится незаконно, документы поддельные. Дело происходит в зале суда. К ней подходит журналист из центральной израильской газеты и спрашивает, какая у нее специальность. Она отвечает: «Врач». А у нее на лбу написано, что последний раз она видела врача в колонии для малолеток. Я пытаюсь объяснить это репортеру, но куда там! Назавтра в газете броский заголовок: «Врачи из России приезжают в Израиль заниматься проституцией!»
Неоднократно мне приходилось делать внушение, а то и «ставить на место» некоторых зарвавшихся стражей правопорядка. Особенно в период работы обвинителем в суде. Поступает дело - «нападение на сотрудников полиции». Обвиняемые - трое «русских» ребят. Начинаю разбираться. Выясняется, что их остановил патруль без всякого конкретного повода, начал придираться. Те тоже за словом в карман не полезли, а полицейские решили, что они - главные герои голливудского боевика, без всякой надобности применили силу. А потом, чтобы оправдаться, состряпали протокол «о нападении». Видя такую картинку, я моментально принял меры к закрытию дела, а материалы о «геройстве» полицейских передал в МАХАШ. Не могу сказать, что подобное - норма, но такое случалось в моей практике неоднократно, и не только в отношении «русских».
И еще один момент. Русскоязычные СМИ тоже вносят свою лепту в этот конфликт. Чуть что, вместо того, чтобы разобраться, сразу - «наших бьют!». А во многих случаях страдают от преступников те же «наши», те же «русские», только пресса предпочитает об этом умалчивать. Мое мнение - исправлять ситуацию нужно с двух сторон...
Окончание следует
"Вести"
При перепечатке вы обязаны указать, что впервые эта статья опубликована в газете "Вести" (Израиль)
Если вы заметили орфографическую ошибку,
выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Поделиться:
Любое использование материалов запрещено без письменного разрешения редакции сайта новостей ISRA.com.
