Работы Нади-Адины Роз стремятся присвоить себе избранные фрагменты окружающего пространства. Они отнимают у окружающей среды куски материи, словно откусывая, выдергивая их из воздуха, почвы, стен домов. Разбитая на части, отделенная от своего привычного контекста материя, продолжает жить в работах, словно некое лирическое отступление, воспоминание, поэтический ассамбляж.
Работы помещают зрителя в процесс созерцания загадочной мистерии. На глазах вершится ритуал разделения воспринимаемой действительности на отдельные куски, одновременно собирающий их воедино. Глядя на эти рельефные, словно вываренные в котле объекты, на ум невольно приходит слово "ворожба". Создается впечатление, что на стенах, помещен не только результат деятельности, но и сам процесс создания работ. Кажется, что можно буквально проследить смешивание, склеивание и "варку" всех составляющих ингредиентов.
Объекты - полускульптуры-полурисунки, сотворенные из папье-маше и дерева открыто демонстрируют, как свой состав, так и свою тактильность. Тихим, бумажно-деревянным шепотом, окрашенным серо-коричневой гаммой, работы повествуют о том, что они являются лишь эхом восприятия в сознании Нади-Адины Роз, лишь отпечатком зарисовок ее воспоминаний.
Объекты, расположенные на стенах, одновременно и абстрактны и конкретны. Можно углядеть в них и аморфную размытость форм, и специфику, свойственную природным ландшафтам, и урбанистические детали. Работы словно перебегают из одного состояния в другое: от первичных, архетипических мотивов связанных с почвой, Матерью-землей, зарождением мироздания, до - почти конкретного куска земли, садовой решетки, фрагментов домашнего интерьера.
Надя-Адина, выстраивает свои объекты таким образом, что все они рвутся из плоскости в объем. Кажется, что почти всем ее работам, в силу их тактильности и рельефности, присущ призывный, даже некий сексуальный эффект. Объекты обволакивают зрителя своей мягкостью, очаровывают, почти ластятся, словно одушевленные предметы, на миг застывшие части тела, диковинные, хтонические существа.
Эти трудно опознаваемые рельефы, подкупают своей детской непосредственностью, именно "недоделанностью", некой незаконченностью форм.
Возможно, именно по этой причине, местами, объекты выглядят смешными и трогательными, пребывающими в какой-то своей блаженной неуклюжести; холмики, веточки, ямки, обрывки картона и скомканной бумаги, словно случайно забытые в песочнице, заигравшимся взрослым ребенком.
Небо и земля, в этих объектах, тоже - постоянно меняются местами. Небеса превращены в серо-коричневый, тяжелый рельеф. Земля же, наоборот, - бела, легка и прозрачна. Повторяющаяся игра-перевертыш "землистости" и "воздушности" создает ощущение целостности и цикличности. Тяжесть перетекает в легкость, объемы в плоскость, и наоборот. Извечный круговорот Инь-Ян.
Цикличность, свойственная работам Нади-Адины, создает некий успокаивающий, даже убаюкивающий эффект. Зритель приглашен совершить путешествие в детство, ему предлагается прикоснуться к истокам, вернуться в утробу и вынырнуть вновь. Сознание зрителя раскачивается, словно в колыбели: между линией и пятном, между плоскостью и объемом, между окоченелостью и движением, между земляным небом и воздушной землей...
Раскачиваясь, в безмолвие и в звуке, одновременно являясь и паузами и словами, эти заколдованные объекты взаимодействуют со средой и со зрителем, вступают в диалог, который, по-видимому, обещает быть бесконечным.
Лена Зайдель