Есть цитаты, которые от частого употребления поистрепались, перешли в разряд банальностей, и приводить их даже неудобно. Но что поделаешь, если при виде актеров Гешера, выходящих из репетиционного зала, раскрасневшихся, утирающих пот с лица, сразу всплывает: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда». Это к вопросу, легко ли быть артистом.
Драматург Рои Хен, напоминающий не израильтянина-сабру, а чеховского героя, выглядит таким же усталым, хотя на сцену он не выходил, следил за происходящим из кресла в пятом ряду. Для Рои репетиции – работа над текстом, который прежде чем стать спектаклем, дописывается и меняется иногда до неузнаваемости. Новая пьеса «Я – Дон-Кихот» рождается на глазах, и процесс этот, как всегда, совсем непростой
- Рои, в последнее время вы написали несколько пьес по классическим сюжетам: «Диббук» - еврейская классика, «Странствия Одиссея» - античная, «Алиса» - европейская, теперь Сервантес. Это осознанная программа?
- Я пришел из литературы. В своей обычной жизни в прозе я получаю подпитку больше, чем в театре. Мне хочется обсуждать с публикой не пьесы, а книги. Я выбираю литературу, которую люблю. Так родились «Диббук», «Одиссей» и «Алиса», которая была идеей Йехезкеля Лазарова, и новая постановка художественного руководителя Евгения Арье «Дон-Кихот». Это любимые книги, очень связанные, по-моему, с нашей сегодняшней жизнью.
- Гешер – театр, который способен выявить эту связь?
- В Гешере ставили пьесы по литературным произведениям намного раньше, чем я здесь появился, от «Идиота» до «Мастера и Маргариты». Мне это близко и понятно.
- Какой из трех спектаклей больше всего нравится вам как зрителю?
- Это невозможно представить, я вообще не могу смотреть свои спектакли как зритель. Каждое слово, каждая запятая идет изнутри меня, поэтому я не могу прожить то, что проходит зритель.
- Три уже вышедших спектакля поставлены разными режиссерами: Евгений Арье, Шир Гольдбер, Йехезкель Лазаров. Чем различаются их постановки?
- В последнем сезоне я работал с тремя разными режиссерами, разными личностями, у которых разные голоса. В каждом случае было очень интересно. У Арье многое рождается на репетициях, в том числе текст. В «Алисе» текст «двигался» иногда вместе с движением актеров на сцене, а в «Одиссее» текст почти один в один тому, что я написал. Я сам всегда, опираясь на диалог с режиссером, многое меняю. Идеи приходят от актеров, от их реакции, от того, как они выглядят. Иногда я вижу выражение лица артиста, которое мне очень нравится, и понимаю, что текст, который он произносит, не подходит. Я чуть-чуть как портной: делаю выкройку костюма и подгоняю ее под актера, который его надевает.
- У драматурга всегда есть свое видение будущего спектакля. Какой из них наиболее соответствует вашему замыслу?
- Поскольку я часть этого процесса, я продолжаю писать и переписывать пьесу до премьеры, ведь публика в конце видит не все варианты, а результат. «Диббук» очень соответствовал внутреннему замыслу, а текст менялся - многое рождается в диалоге с Арье, он вдохновляет своей энергией. Когда я писал «Одиссея», то просто видел спектакль, и он был очень похожим на то, что получилось. "Алису" я написал для Йхезкеля, зная его режиссерский язык, я даже не могу назвать ее пьесой – это некое либретто для особого театрального эксперимента, в который включены движение, видео, и они не менее важны, чем слова. Было ужасно интересно, мы вели длинные разговоры, часто целыми ночами. Мы посмотрели все, что было сделано по поводу «Алисы», от мюзиклов и детской анимации до порнофильмов. Было очень много материала, мы буквально окунулись в бездну, которая называется «Алиса в стране чудес». И наконец мы нашли, о чем хотим говорить – об истории, которая находится за этой историей.
- Рои, есть вопрос, быть может, неожиданный. Зритель, уже посмотревший спектакль, интересуется: о чем он?
- Это правильный и ожидаемый вопрос. Даже я задавал его себе после первого прогона. Там все сделано очень тонко, Йехезкель – режиссер, которого не пугает, если у публики после спектакля больше вопросов, чем ответов. Его это радует, он специально провоцирует зрителя. Лазаров поставил очень смелый, рискованный спектакль – это не сказка для детей, а обращение к взрослым зрителям. Главная тема нашей истории – взросление женщины. Для этого мы выбрали не одну Алису, а трех: Алиса из книги, Элис Лиддл, которая была некоей музой Льюиса Кэрролла, и просто женщина, любая женщина. Мы создали биографию трех Алис – девочка-девушка-женщина – и рассмотрели трагедию взросления, которую проходят все. Что происходит, когда у тебя становятся другими руки, ноги, волосы, меняется лицо, голос. Ты расстаешься с девочкой, потом с девушкой. Детские мечты, любовь выглядят по-другому. Параллельно мы исследовали взаимоотношения Кэрролла и Элис Лиддл.
- Это довольно спорный и щекотливый момент…
Я прочитал все письма, которые Кэрролл написал ей, другим девочкам и нашел серьезную тему. Нельзя открыто сказать, что он был педофилом, потому что наверняка мы не знаем, но это душераздирающие любовные письма, написанные взрослым человеком ребенку. С одной стороны, это страшно, с другой, очень трогательно. Невозможно уйти от ощущения, что за этими строчками скрыта ранимая душа автора. Быть может, он был не педофилом, а именно маленькой девочкой, которой нужна подружка. В Кэрролле очень много детского, не зря рядом со взрослыми он заикался, а с маленькими детьми разговаривал нормально и чувствовал себя свободно. Открыв для себя эту историю, я понял, что «Алиса стране чудес» - многослойное произведение, в которое нужно окунуться. Йехезкель сделал еще один шаг вперед, он создал пластическое решение, которое наполняет спектакль. Он все время хотел меньше текста, ему был нужен воздух, и я с удовольствием дал ему это.
- Как подбирали актрис на роль Алисы?
- Мы искали девочку, девушку и женщину. Каждая из актрис приносила свой этап жизни. Бар Саде – дикое детство, не сладкое, Нета Шпигельман – тинейджеровскую жизнь, а Эфи Бен-Цур – прошлое зрелой женщины. Режиссер не хотел, чтобы они были похожи, он специально отделил их друг от друга, это его выбор.
- Как публика принимает «Алису»?
- К счастью, очень противоречиво. Либо очень нравится – либо очень не нравится. Зрительницы говорят, что спектакль затронул какие-то глубокие моменты их женской жизни. Очень многие, оказывается, помнят ощущения, когда в тебя влюбляется друг родителей. Другие понимают, что означает жить со своим телом, когда внутри другая душа. Третьи знают, что такое пойти на компромисс, жить с человеком не плохим и не хорошим и сходить с ума. Те, кто знаком с книгой, находят «секретики», которые мы туда вставили, даже сильно зашифрованные. Не нравится спектакль тем, кто не понимает этого языка. Они приходят в театр получить знакомую комедию, а спектакль, который заставляет думать, в котором есть загадки, их раздражает.
- Почему вы сказали «к счастью»?
- Если бы зрители вышли после спектакля равнодушными, это было бы ужасно.
- Разве не хочется, чтобы всем понравилось?
- Мне такого уже давно не хочется. Лет c тринадцати. Мне не нужно, чтобы все говорили «вау!» Все любят Макдональдс, а в театре нет цели нравиться всем. Я уже привык, что меня не все любят, и достаточно спокойно к этому отношусь.
- У спектакля «Алиса», по вашему мнению, будет долгая жизнь?
- Никогда невозможно предугадать, здесь ждут любые сюрпризы. Но я совершенно не переживаю. У нас были замечательные спектакли, часть из них пошли на ура, часть исчезла из афиши, однако я все равно испытываю удовлетворение от процесса и результата. Очень важные для театра спектакли иногда идут год-два, хотя нам бы хотелось, чтобы они шли, допустим, шесть лет. Ничего страшного, мы не работаем «для всех». Мы пишем и ставим для тех, кому это интересно.
- Сейчас вас заинтересовал «Дон-Кихот»…
- Пьеса называется «Я – Дон-Кихот». Оказалось, что Арье думал о спектакле по Сервантесу с Демидовым и Сендеровичем много лет назад, гораздо раньше, чем я это предложил. В моей пьесе действие происходит в наше время, речь идет о двух узниках, которые сидят в тюрьме и читают роман «Дон-Кихот». Один из них библиотекарь-интеллектуал, отбывающий пожизненное заключение, второй повар, простой парень. Книга Сервантеса сильно влияет на их отношения, на их жизнь. В романе меня привлекла темы свободы – поэтому все происходит в самом несвободном месте на свете. Они ссорятся и мирятся, между ними зарождается дружба, и это вторая тема пьесы. Есть еще одна – мечта о любви. Не любовь, потому что ее нет ни в романе, ни в пьесе, но желание любить, которое иногда сильнее, чем сама любовь. Я не буду вдаваться в детали, чтобы не разрушать интригу.
- Спектакль ставит Евгений Арье?
- Да, он большой мастер, который умеет строить и камерный эпизод, и знает, как превратить сцену в огромный разноцветный мир. Никто лучше Арье не умеет оживить театр, всякий раз превращая черную коробку в целую планету. Для этого нужна огромная фантазия, которая у Арье никогда не заканчивается, как и сам театр. Сценограф спектакля Семен Пастух, мы с ним ставим не первый спектакль, он опять прилетел из Америки. Костюмы вновь создает Стефания Граурогкайте, музыку написал Ави Беньямин. Это команда, которая делала «Диббук». Что интересно, у нас два состава главных актеров: Демидов – Сендерович и Тавори – Лазаров. Они очень разные по типажам, поэтому будет почти два разных спектакля. Но главную женскую роль будет играть одна актриса, Наташа Манор. Это не Дульсинея, но наш Дон-Кихот воспринимает ее как Дульсинею.
- «Я – Дон-Кихот» практически готов. А что будет дальше?
- Мы планируем еще один детский спектакль. Нам очень понравились встречи с детьми после «Странствий Одиссея». Они говорят потрясающие вещи, это необыкновенно благодарная и интересная публика. Дети не стесняются рассказывать истории из своей жизни. Например, что у них тоже есть книга «Одиссея», но у мамы нет времени ее читать. Открываются маленькие семейные секреты. У детей непредсказуемые реакции – кто-то боится Циклопа, кто-то любит его больше остальных персонажей, кто-то видит на месте героев себя и своих родителей. Есть много детей, которые смотрели спектакль по несколько раз, как читают любимую книгу. Это тот случай, когда мне хотелось, чтобы зрителям, детям, понравилось. Может быть, оттого, что у меня есть ребенок, и я сам понимаю, что для детей ставится очень мало хороших спектаклей. Мы очень постарались, работая над «Странствиями Одиссея», и решили этот опыт повторить. Сейчас я пишу пьесу, где попытаюсь объяснить детям, как делается театр. Она будет называться «Дух театра». Эта идея родилась у меня именно в разговорах после «Одиссея». Дети задавали множество вопросов: как актеры учат текст, где они переодеваются, что делает режиссер и так далее. Я хочу рассказать им увлекательную историю о театре. Это очень важно – нам нужно воспитывать следующее поколение публики.
Вся информация о ближайших спектаклях – на сайте театра Гешер на русском языке: www.gesher-theatre.co.il/ru/
Римма Осипенко