В четверг неподалеку от поселения Офра была расстреляна машина с двумя поселенцами. Отец, который вез сына домой, был легко ранен. 9-летний сын находится в тяжелом состоянии. Для Израиля подобные истории за последние два года стали едва ли не повседневными. Вернется ли он сегодня домой живым , не знает никто из выезжающих в город поселенцев.
"Сейчас вы увидите арабский мир во всей красе, - предупреждает меня Илья Левит, едва мы отъезжаем от Иерусалима в сторону поселения Бейт-Хорон (в нем бывший ленинградец Илья живет со своей семьей 14 лет). - Вы не заметили, а мы, между прочим, уже едем по арабским территориям.
Действительно, то слева, то справа от шоссе среди невысоких серых домиков мелькают минареты мечетей. Вдоль шоссе появляется сначала проволочное заграждение, а затем высокая желтовато-розовая бетонная стена. Нарисованные на ней арки с синевой в глубине навевают воспоминания о камине в мастерской папы Карло. Только здесь за раскрашенной стеной посетителей ждет отнюдь не прекрасный кукольный театр.
"Вот здесь, на этом месте, полтора года назад расстреляли машину, которая шла прямо передо мной, - показывает в окно жена Ильи, Лиза. - Это было так страшно. Я еду в машине, слушаю музыку. Вдруг раздаются какие-то хлопки, машина передо мной начинает вертеться и останавливается. Я ее объезжаю, заглядываю в окно и вижу кровь и шофера, который как-то странно скрючился на сиденье. Я вызвала "скорую" из нашего поселения, но, когда они приехали, выяснилось, что водитель умер сразу". На холме в нескольких километрах справа от дороги виднеется крупный жилой массив. "Это Рамаллах, резиденция Арафата, - машет рукой Илья. - Ее от нас отделяет несколько арабских деревень".
Еще пять минут - и мы сворачиваем с шоссе на песчаную дорогу и подъезжаем к желтым воротам. Лиза нажимает на кнопку маленького, напоминающего телевизионный пульт прибора, и ворота открываются. Мы въезжаем внутрь и останавливаемся, дожидаясь, пока ворота закроются. "Так положено, - говорит Лиза. - Надо обязательно убедиться, что никто не въехал вслед за тобой".
Бейт-Хорон считается небольшим поселением: здесь живет всего 300 семей. В самом центре поселения - синагога и неподалеку от нее водонапорная башня. "У нас здесь есть все, чтобы прожить, не покидая поселение: вода, свой генератор, своя "Скорая помощь", - объясняет Илья. - Это на случай, если арабы начнут боевые действия и мы вдруг попадем в блокаду". Вокруг - три арабские деревни, одна из них примыкает прямо к поселению, и через забор можно видеть тех, кто в ней живет.
Дом, где живут Лиза с Ильей, двухэтажный. Внизу - кухня, столовая и гостиная с роялем, многочисленными книжными шкафами и настоящим камином, который топится дровами. На втором этаже - спальня, кабинет и детские комнаты. Детей в семье двое, но старший - 28-летний - сын живет и работает в Тель-Авиве, и теперь в его комнате поселилась сестра.
"Когда мы сюда только приехали, мы жили в караване, - рассказывает Лиза. - Это стоящие очень близко друг к другу небольшие домики типа вагончиков. Стенки у них пластиковые, но внутри довольно уютно. А потом мы взяли ссуду и начали строить этот дом".
"Разве вам государство не дало денег на дом?" - спрашиваю я. "А почему оно должно нам было их давать?" - удивляются Лиза с Ильей. "Но вы же поселенцы. Государство заинтересовано в том, чтобы вы жили на этих территориях..."
"Нас сюда никто не отправлял, это был наш выбор, - хмурится Илья. - Мы, например, приехав в Израиль, сначала жили в Иерусалиме, в районе Гило. А потом, когда начались эти безобразия - я имею в виду обстрелы Гило арабами, мы решили перебраться в поселение: земля Израиля должна стать еврейской. Как видите, несмотря на все усилия арабов, массового бегства с поселений не произошло. Более того, появились новые поселения. Но им сейчас очень тяжело".
Он придвигает мне тарелку с крупными оливками. "Угощайтесь, это настоящие патриотические оливки из поселения, которое в 50 километрах от нас. Их вырастила наша подруга - русская женщина, вышедшая замуж за еврея и не побоявшаяся поселиться с ним на носу у черта".
"Все, что рассказывают о том, что поселенцы едут сюда за деньги, - миф, - возвращается к тревожащей ее теме Лиза. - Мы платим налогов на 5 процентов меньше, чем все остальные. И аренда земли, на которой стоит наш дом, обходится несколько дешевле, чем в городах. Это и есть все наши льготы. Строятся все сами, на ссуды, взятые в банке. Работают поселенцы, как правило, в крупных городах. Илья - врач-психиатр. Работы в поселении для него нет. И так живет большинство - каждый день ездят на работу в город. Кто на автобусе, кто на машине. Они и становятся мишенью для арабов".
"Раньше, когда мы только приехали, у нас отношения с живущими рядом арабами были вполне дружеские, - рассказывает Александр Шипов. Бывший москвич, в Израиле он работает в крупной фирме сотовой связи и живет вместе с женой Машей и четырьмя детьми в доме неподалеку от Лизы и Ильи. Всего в поселении пять "русских" семей. - Я в соседние арабские деревни ездил пить кофе. Они приходили ко мне в гости, посидеть, отдохнуть, приносили маслины, иногда приводили отца, а отец в арабской семье - это очень серьезно. Если его приводят в гости - это знак того, что ты - друг".
"Все изменилось с началом этого так называемого мирного процесса, когда появился Арафат, - продолжает Саша. - Он же организовал совершенно мафиозную систему . Когда я строил свой дом, у меня штукатурку клал араб. До этого он работал в пекарне. Арафатовцы стали требовать от арабов забастовок, но этот парень и его друзья продолжали работать. В какой-то момент в машине, на которой они ездили на работу, были разбиты все стекла и оставлена записка: "Следующими будут ваши дети". Им пришлось прекратить работу, и хозяин их уволил. Тогда этот человек собрал бригаду и начал заниматься строительством. Как-то приходит ко мне, причем в самом разгаре моей стройки, и просит отпуск на несколько дней. "Почему так срочно?" - спрашиваю я. "Знаешь, - говорит, - ваши сейчас сидят в Осло, договариваются с Арафатом. Как договорятся, нам от него бежать будет некуда. У меня отец умер в Иордании, хочу съездить в Иорданию, получить подданство". Потом, получив иорданское подданство, он туда переехал".
"Наша проблема в том, что Израиль не смог защитить тех арабов, которые хотели жить по-соседски, а не перестреливаться, - продолжает его мысль Лиза. - Мы фактически предали тех, кто с нами сотрудничал. В результате мы остаемся на этой земле без поддержки, фактически один на один с бандитами".
"А как же мирный договор?" - интересуюсь я. "Это для нас договор, - объясняет Саша. - А их это на самом деле ни к чему не обязывает. Никто почему-то не хочет понять, что это совсем другая психология. Когда-то я служил в армии в Хевроне. Поздно ночью, когда мы стояли на посту, открылась дверь, из нее вышел араб, который нес три стакана и джезву с кофе. Мы выпили, разговорились. "Вы, евреи, все неправильно понимаете, - сказал он. - Вот здесь, в Хевроне, в 1926 году арабы убили много евреев и заняли их дома. Когда в 1967 году евреи вошли в Хеврон, многие бежали, и все были уверены, что вы их тоже перебьете. А вы вместо этого ходили уговаривать арабов вернуться в свои дома. Никого не наказали. Поэтому мы считаем, что вы слабые". Так что это совершенно разные культуры. Но тогда еще были человеческие отношения, была надежда. Сейчас ее нет".
"Где же выход? - спрашиваю я. - И есть ли он вообще?" "Мне кажется, единственное решение - дать живущим здесь арабам денег и выселить в арабские страны, в ту же Иорданию, там много незаселенных земель", - не задумываясь отвечает Лиза.
Саша настроен не так категорично. "Проблема заключается в нас, - говорит он. - Пока мы не можем договориться между собой, пока "Авода" кричит, что не будет сотрудничать с Шароном, пока нет единства, решение найти трудно. Если мы сумеем договориться, оно будет найдено куда быстрее".
Наталия БАБАСЯН, Иерусалим-Бейт-Хорон