Кобзон о Пугачевой: дура есть дура

Иосиф Кобзон готовит к публикации книгу очень откровенных мемуаров. Знаменитый певец, не стесняясь, дал оценку многим своим коллегам по сцене. Примадонну российской эстрады Аллу Пугачеву Кобзон тоже не оставил без внимания.

Такой откровенности от Иосифа Давыдовича не ожидал никто, пишет "Комсомольская правда". Книга называется "Как перед Богом". В продажу она поступит в начале ноября, но уже сейчас можно ознакомиться с несколькими интересными отрывками опуса, касающимися Аллы Пугачевой.

"Впервые я увидел Аллу на улице Качалова в Доме звукозаписи. Это было в году 70-м или 71-м. Тогда на Всесоюзном радио существовала такая веселая редакция, которая называлась редакцией сатиры и юмора. На ней работали замечательные авторы Трифонов и Иванов. И вот однажды, когда у меня шла очередная запись песни, ко мне подошли эти самые веселые редакторы Всесоюзного радио и сказали: "Иосиф, нам нужно срочно для воскресной передачи "С добрым утром" записать одну девочку. Будь добр, уступи нам свою очередь!"

Я говорю: "Да пожалуйста..." - и прервал запись. Входит в студию такая... ну чересчур скромная девочка. Такая синюшная, худенькая, бледненькая. В конопушках вся. И начинает записывать песню удивительно запоминающимся протяжным голоском: "Робот, ты же был человеком..." Дальше забыл. Но эта строчка врезалась навсегда. Короче, записали, поблагодарили и... вот таким образом познакомились. Это было ее первое появление в эфире. Я даже не помню, под какой фамилией она тогда выступала.

...Где-то году в 74-м ее заметил руководитель ансамбля "Веселые ребята" Павел Слободкин. И... как бы женившись на Алле, взял ее к себе в коллектив, и она начала у него работать. Когда был Всесоюзный конкурс на лучшее исполнение песни, Павел "пристроил" на него свою Аллу. Председателем жюри являлся знаменитый дирижер Юрий Васильевич Силантьев. Я тоже входил в состав жюри. И вот выходит Алла в сарафанчике в горошек и поет две песни (Ермолова "С чистых прудов" и "Посидим - поокаем"). И поет их просто замечательно.

...Начали обсуждать кандидатуры исполнителей на премию. И тут я понимаю, что она "вылетает".

...Первую премию дали Венере Майсурадзе. Вторую премию она тоже "проскочила". Наконец, когда исчерпали третьи премии, я сказал: "Коллеги, мы с ума сошли! Ну как мы можем оставить без премии так здорово начинающую певицу Аллу Пугачеву?"

- А мы ей диплом дадим! - раздались голоса.

- Да нет! Так нельзя! Вы же сами понимаете, что лауреат - это действительно много значит! Поверьте мне, она - очень перспективная девочка... Дайте ей шанс, и она себя покажет!"

Силантьев не выдержал и говорит: "Коллеги, а ведь Иосиф прав!" ...И меня поддержали. Алле дали четвертую "третью премию"...

Происходило это в июне 1975 года. А в августе на конкурсе "Золотой Орфей" она спела песню Эмила Димитрова "Арлекино". Это уже была революция Аллы Пугачевой!

- Это с ума можно сойти, Иосиф. Она действительно потрясающая. Она - явление! - так сказал великий Утесов.

А сама Алла, еще несколько часов назад бывшая какой-то там солисткой "Веселых ребят", вспыхнула в ту ночь новой звездой первой величины.

По-разному дальше складывалась ее судьба. Она становилась невероятно популярной. ...Порою достаточно было произнести ее имя, чтобы собрать стадионы... Это, к сожалению, затмило ей голову. Звезда все чаще стала направо и налево раздавать свои не терпящие никакой критики оценки всего и вся... и все реже делать то, что сделало ее звездой. "С ее высоты" выходило, что вокруг никого нет, что она одна, и она - самая-самая...

При встрече я сказал ей:
- Вчера я смотрел твое телевизионное интервью. Не надо так делать, Ал! Ты себя погубишь...

- Почему? Что такое, Иосиф Давыдович? - удивилась она (она зовет меня Иосиф Давыдович).

- Да потому, что своими безапелляционными заявлениями ты настраиваешь против себя коллег. Ты можешь о чем угодно говорить с публикой, но зачем обкладывать коллег?! Не надо так их обижать...

Так и сказал. И она, видимо, затаила на меня обиду. Шел 1989 год.

К тому времени я стал народным депутатом СССР. И вот уже в качестве народного депутата нахожусь в Омске. Смотрю телевизор. И что вы думаете? Я вижу на экране ядовитую и вездесущую писательницу Толстую, какую-то даму и... Пугачеву. Алле задают вопрос: "Алла, как ты относишься к тому, что сейчас (в годы перестройки) многие творцы пошли в политику?" И тут Алла выдает: "Ну... если вы имеете в виду Кобзона, то ему, наверное, уже пора сидеть там, а я-то еще попою..." Это вызвало ажиотаж, разговоры, аплодисменты. "Ах ты, господи!" - думаю.

Возвращаюсь в Москву. Меня спрашивают: "Как вы прокомментируете слова Пугачевой?" Я говорю: "Да никак! Дура есть дура. Что тут комментировать?" А тогда уже у Аллы был роман с Женей Болдиным. Он ее продюсировал. И вот Болдин, встретившись со мной в Концертном зале "Россия", говорит: "Иосиф, прости ее, пожалуйста! Ну ляпнула баба..." Я говорю: "Женя, а почему ты за нее прощения просишь? У нее что, голос пропал? Пусть она сама объяснит: почему она так сказала о человеке, который ей, кроме добра, ничего не сделал?! Уступил ей место в студии, чтобы не сорвалось ее первое выступление по Всесоюзному радио. Пробил ей звание лауреата, что позволило поехать на конкурс "Золотой Орфей" и стать знаменитой... Или, может, я сделал плохо, что помог получить квартиру, когда ей с Кристиной жить было негде? Какое она имела право вообще меня трогать? Тем более что она, наверное, понимает, что я не самый плохой певец в этой стране..."

- Ну дура, Иосиф, и есть дура!

- Нет, - говорю, - Женя, ты меня не убедил. Пока она сама не опомнится, я буду при всех удобных случаях уничижать ее, несмотря на то, что она женщина...

Потом как-то отлегло, я, конечно, отошел от этого и... все забыл. После этого у нас с ней бывали разные случаи. Как-то раз, когда у меня шли сплошные концерты, а Алла значительно сократила свою творческую активность и опять начала что-то там высказывать, я не удержался, чтобы не пошутить: "Не исключено, что... (если так и дальше пойдет) мне придется спеть и на проводах Аллы со сцены!"

Потом мы с ней опять приятельствовали. Она часто бывала на каких-то моих сборищах и юбилеях, была на моей серебряной свадьбе, пела специально написанную песню на моем прощальном туре по местам моих гастролей в бывшем Советском Союзе. Пели мы с ней дуэтом...

Мы и по сей день общаемся. Однако той искренности, которая могла бы быть между старшим товарищем и младшей коллегой, нет".

Портал ISRAland - израильские новости

Кобзон о Пугачевой: дура есть дура